Книга утраченных имен

– И все же другого выхода я не вижу. Спасибо вам за все. За то, что готовы были рискнуть ради меня жизнью. За то, что спасли меня когда-то. Помогли обрести цель в жизни, найти приют. Но теперь я сама буду сражаться за правое дело. А вы уезжайте в Швейцарию. Живите. Мы с мамой встретимся с вами там при первой же возможности.

По его взгляду Ева поняла – он не верит в ее успех, но понимает, что ради освобождения матери она готова погибнуть.

– Я никуда не уеду, – сказал отец Клеман. – Мое место в Ориньоне, так всегда было и так будет. Бог не оставил меня, и я не оставлю Его. Я сделаю все, что в моих силах, для твоей матери, потому что я, как и ты, не могу больше допускать, чтобы гибли невинные. Это мое решение, и ты здесь ни при чем. Теперь ступай, Ева. Уходи, пока немцы не схватили нас здесь.

Ева крепко обняла его на прощание. Она знала, что, вероятно, в последний раз видит этого человека, священника, который помог ей найти себя в новой страшной жизни. И когда минуту спустя она вышла навстречу морозному дню, то мысленно молилась Богу, чтобы он не оставлял ее, пока она не спасет, в последний раз, еще одну жизнь.

Глава 29

Спустя четыре часа Ева направлялась к зданию небольшой тюрьмы в Клютье, реквизированной немцами. Она понимала, что идет прямо в львиную пасть и зверь при случае легко заглотнет ее заживо, однако другого выхода у нее не было. Она надеялась, что немцы, которые несли там службу, не в курсе, кто она такая, и рассчитывала на то, что ей удастся обмануть их. Она надела на себя как можно больше одежды, чтобы выглядеть полнее и солиднее. Ева в спешке готовила документы, по которым она значилась сорокадевятилетней вдовой, чей муж героически погиб под Верденом в прошлую войну. Этот план казался ей безрассудным, и все же она полагала, что немцы сразу не раскусят ее уловку. Ей достаточно было всего нескольких минут, чтобы выяснить, жива ли ее мать.

«Господи, пожалуйста, – молилась она про себя, ковыляя в сторону тюрьмы. Она горбила спину, приволакивала правую ногу и тяжело опиралась на трость. – Пожалуйста, помоги мне спасти маму. Моя же судьба полностью в твоей власти». Чем ближе она была к цели, тем увереннее себя чувствовала: даже если сегодня ей суждено погибнуть – не страшно. Она всегда верила, что после смерти душа продолжает жить, хотя в иудаизме эта концепция не обозначалась так четко и определенно, как в христианстве. Ведь если после смерти она окажется где-то вроде Райского сада, тогда, может, ей посчастливится снова увидеть отца? А потом, много лет спустя, к ней присоединится и Реми? Она верила, что в загробном мире каждый может заглянуть в душу другого, и тогда Реми наконец-то поймет, какие чувства она к нему испытывала и как сильно сожалеет, что позволила ему уйти.

Если же ей удастся выжить, то она постарается передать ему весточку, скажет, что согласна стать его женой, что всегда только этого хотела – и тогда, и сейчас, и в будущем. После всего случившегося ее мать обязательно поймет, что перед лицом такого страшного зла все различия между иудеями и христианами ничего не значат. Важно лишь, что Реми – хороший человек, а время – слишком драгоценно, чтобы тратить его впустую. «Господи, если ты сохранишь мне жизнь, – обратилась она к Богу, последний раз свернув за угол и выходя на улицу де-Гравено, – я обещаю загладить свою вину перед Реми. Пока еще не поздно, я должна исправить все ошибки».

И тут она увидела это строение – мрачное и грозное даже при свете дня. Возможно, все дело было в игре тени и света, из-за чего кирпичное здание тюрьмы окутывала атмосфера отчаяния.

Собравшись с духом, Ева открыла дверь и вошла; ее сердце тяжело стучало, пока она тащила за собой «больную» ногу. Нижняя часть ее лица была скрыта шарфом, верхнюю она прятала под надвинутой на лоб шляпой. Подойдя к столу, за которым сидел охранник, она с удивлением обнаружила, что это не немец, а французский жандарм. Он перебирал какие-то бумаги, его глаза были красными от усталости, а губы под тонкими усиками плотно сжаты.

Он поднял голову, и в этот момент Ева неожиданно для себя испытала прилив жгучей ненависти. Он был из тех, кто родился на этой земле. Француз, некогда поклявшийся защищать свой народ. Он, по-видимому, забыл, кому присягал, и предпочел переметнуться на сторону захватчиков в надежде получить по окончании войны какой-нибудь влиятельный пост. Ева не сомневалась, что немцы когда-нибудь заплатят за все, что сделали, и была уверена, что в аду найдется местечко и для французов – мужчин и женщин, – которые продали врагу своих братьев и сестер.

Жандарм бросил на нее беглый отсутствующий взгляд:

– Мадам?

Ева глубоко вздохнула, собрав в кулак все свое мужество, и еще сильнее сгорбилась.

– Я пришла, чтобы повидаться с Еленой Моро, – сказала она, стараясь говорить низким, чуть дребезжащим голосом женщины, многое повидавшей на своем веку.