Вечером они переправляются через Днестр. У реки мужики палят костры, а по воде плывут венки с зажженными огоньками. Повсюду слышен смех и покрикивания. У берега, по колено в воде, стоят девицы в длинных белых сорочках, подкатанных до половины бедра. У всех у них распущены волосы, на головах венки. Они молча глядят на чужаков, иудеев на лошадях, так что Нахман даже начинает думать, что это вовсе не деревенские девицы их провожают, но русалки-водницы, которые по ночам выплывают на поверхность и топят встреченных людей. Внезапно она из них склоняется и начинает брызгать на них водой, другие присоединяются к ней со смехом, так что мужчины подгоняют лошадей.
Вести о некоем "святом муже" доходят до них все чаще, и они тем более цветасты, чем глубже забираются они в турецкий край. Пока что они их игнорируют. Вот только этого невозможно делать слишком долго. На постоялых дворах, где, как правило, иудейские путешественники обмениваются собранными по дороге сплетнями, они узнают все больше и больше подробностей, как, например, то, что "святой муж" с большой компанией сейчас находится в Софии и творит там чудеса. Многие при этом считают его шарлатаном. В их рассказах это старый еврей их Турции, в дрцгой раз – молодой человек из Бухареста, так что не сразу и становится ясно, что все эти люди, эти путешествующие, говорят про Яакова. Вот это как раз Нахмана и Нуссена сильно возмущает, они не спят в течение всей ночи, пытаясь угадать, что же произошло в их отсутствие. И вместо того, чтобы радоваться – ибо, разве не этого они ожидали? – начинают опасаться. Самым лучшим лекарством от страхов и беспокойств является ящик для письма. Нахман вытаскивает его на каждом постое и отмечает, что говорят про Яакова. Выглядит это так:
Или:
Либо вот такой пример:
Или такое:
И вот теперь мелкими буковками Нахман дописывает: