Книги Яакововы

Бывало, что когда он изображал меня, я сам смеялся до слез, видя в его жестах самого себя: вспыльчивого, нетерпеливого, даже мое заикание он мог передавать до йоты. И ему одному, Моше из Подгаец, было разрешено передразнивать Яакова6 тогда он вытягивался словно струна, голова слегка выдвигалась вперед, глаза делались круглыми, птичьими, испытующими, он медленно шевелил веками, и я мог бы биться о заклад, что у него вырастал нос. Потом он закладывал руки за спину и начинал ходить, и точно так же он тянул ноги, вроде как будто сановник, вроде как лениво. Поначалу мы хихикали, а потом буквально лопались от смеха, когда Моше показывал, как Яаков обращается к людям.

Сам Яаков смеялся с нами, а смех у него был глубокий, трубный, словно исходил из глубины к

олодца. Когда он смеялся, всем сразу же делалось хорошо, как будто бы он выстраивал над всеми нами защитный шатер. Хороший актер, повторюсь, этот наш Моше из Подгаец, а ведь ученый раввин.

 

Одним августовским днем приехал верхом запыхавшийся Осман из Черновцов с известием, что стоящие лагерем над рекой наши правоверные, вооруженные королевской грамотой и поощряемые какими-то посланниками нового епископа, перешли, со всем своим имуществом и с песней на устах, Днестр вброд, никем не останавливаемые, а пограничные охранники только лишь приглядывались к этому радостному шествию. Осман сообщил, что они разошлись по трем деревням в епископских землях, в которых у них имелись знакомые, а некоторые и сами там проживали – в Ушцисках, Ивани и Гармацком – а теперь же с Османом шлют прошения, чтобы и Яаков возвращался.

"Тебя там ожидают, словно спасения, - сказал Осман и опустился на колено. – Ты и не знаешь, как там тебя ждут". Ну а Яаков вдруг начал смеяться и с удовольствие повторял: "Lustig, unsere Brüder haben einen Platz erhalten"¹¹⁵, что я тут же тщательно записал.