Книги Судей

– Что-то странное, – сказал он. – Тот мужчина в холле и был Уайтфилд, могу в этом поклясться.

– Что ты видел? – спросил я.

Хью, продемонстрировав первые признаки нервозности, быстро осмотрел комнату.

– Мне показалось, он вошел сюда, – сказал он.

– Я его не видел, – сказал я. – Но я видел его сегодня после обеда, он шел по лужайке у клуба.

И резко осекся, потому что необъяснимо, но безошибочно осознал, что кто-то снова здесь, рядом с нами. Но я не увидел ничего постороннего.

Я встал.

– Давай выйдем, – сказал я шепотом. – Он здесь.

Произнося эти слова, я совершено отчетливо увидел мистера Уайтфилда. Он стоял у двери чулана, которая снова была открыта. Я не слышал никаких звуков, но, думаю, слышал Хью: он сразу посмотрел в ту сторону.

– Эта чертова дверь снова открылась, – сказал он и пошел к чулану.

Я почувствовал, как слова застряли у меня в горле.

– Не ходи, – прошептал я. – Он там.

Хью подошел ко мне.

– Ты снова видишь его? – спросил мой друг.

– Да, да. Он вошел внутрь. Он там.

* * *

Наверху, в моей спальне, мы придумали план, а когда Маргарет ушла спать, приступили к его выполнению. Нам на помощь пришел плотник, и первым делом мы вытащили из чулана все, что Хью хранил там, а также сняли полки и сорвали обои со стен.

Было ясно: за задней стенкой чулана имеется пустое пространство примерно семи футов в высоту; стены по обе стороны тем не менее оказались цельными. Когда мы сняли все обои, комнату наполнил странный запах. Вскоре, очистив углы чулана там, где они соединялись со стеной, мы обнаружили, что вся задняя стенка представляет собой съемную панель.

Плотник профессиональным взглядом изучил ее.

– Кажется, она отъезжает в сторону, сэр, – сказал он.

Мы безуспешно бились над этой панелью несколько минут (в чулане было место только для двоих), пока внезапно она не уступила и отъехала влево. За нею был какой-то длинный предмет, обмотанный тканью. Мы с Хью едва успели отпрыгнуть, когда предмет закачался и с мягким, тяжелым стуком повалился в комнату…

Это было тело женщины.

* * *

Постепенно история убийства и самоубийства преступника разъяснилась и впоследствии стала известна общественности. Несчастную женщину, несомненно, лишил жизни ее супруг; тело несчастной было аккуратно забальзамировано и замуровано в чулане. Вероятно, Уайтфилда начал охватывать ужас – а может быть, раскаяние; сначала ему показался невыносимым сам дом, скрывающий следы преступления, а позднее невыносимой стала и сама жизнь.

Мы получали таинственные подтверждения преступления: звонки, ужасный случай с мухами, явление ребенку «странной леди». Да и сам убийца являлся каждому взрослому обитателю дома. То один из нас, то другой входил в связь с невидимым миром, как может показаться – непроизвольно; однако все мы почувствовали связь с ним. Эти отрывочные, необъяснимые сообщения, как я полагаю, сделали свое дело, ибо с тех самых пор спокойствие Красного дома ничто не нарушало.

Шкатулка в банке

События, о которых я поведу речь, начались вечером 2 ноября 1922 года и закончились вечером того же календарного дня в 1927 году. Но для двоих из трех заинтересованных лиц (а возможно, и для третьей персоны, хотя теперь у нас нет о ней никаких вестей) они не вполне «закончились», даже напротив, стали только первым шагом в их последующем развитии. Да и читатель, если он дочитает этот короткий рассказ до конца, может согласиться с этим. Но, как он узнает и как поняли мы с Хью Листером, рекомого последующего развития еще необходимо дождаться: все, что мы могли сделать, – лишь подготовиться к такому повороту. И еще: если это и случится, то может повлиять на кого-то из тех, кто нам незнаком. Такова одна из причин, почему я излагаю в прессе историю о произошедшем: я пребываю в надежде, что если таковое развитие в итоге последует и кто-то, прочитавший эти страницы, столкнется с ним, он сообщит об этом мне.

Вечером 2 ноября 1922 года мы с двумя моими друзьями вместе ужинали в доме, где я сейчас нахожусь. То были Хью Листер, о котором я уже упоминал, и Дороти Крофтс, дама лет семидесяти: она была замужем за моим кузеном Норманом Крофтсом, но давно овдовела. Дороти все еще сохраняла ненасытный интерес к заботам повседневной жизни, который является залогом молодости, и была так же ненасытна в своем любопытстве к тому, что будет с ней после смерти: она чрезвычайно наслаждалась жизнью, и все же ждала исхода, как остальные ждут поездки в незнакомую страну. У нее был огромный дар медиума: когда она соглашалась «сконцентрироваться», я много раз видел, как предметы, например столы и стулья, двигаются к ней, и слышал, как в комнате раздаются стуки или, если мы сидели в темноте, искрятся огни. Но она категорически отрицала любые так называемые психические свойства этого феномена: эта леди утверждала, совершенно справедливо, насколько я понимаю, что он не имел отношения к духам, но являлся проявлением какого-то чисто материального закона, о котором мы ничего не знаем. Сама она называла это колдовским фокусом и понятия не имела, как его проделывала и в чем он должен заключаться.