Первоначально нас должно было быть четверо: после ужина мы хотели сыграть в бридж, в котором Дороти проявляла совершенно неподобающий энтузиазм. Если бы все шло по плану, скорее всего, ничего экстраординарного и не произошло бы. Но в последний момент я получил телефонограмму, в которой сообщалось, что наш четвертый игрок очень сильно простудился и не придет. В означенный день выдался один из нелепых
Не знаю, то ли своенравное поведение небольшого беспроводного радио, которое я недавно приобрел, объяснялось капризами погоды, то ли я неправильно его настроил, но когда я включил аппарат после ужина, мы услышали только писк, бормотание и прерывистые голоса, и Дороти предположила, что мы необъяснимым образом связались с разбушевавшимся зоопарком.
– А сейчас определенно кричала гиена, – сказала она. – И хранитель увещевает ее. Землетрясение напугало бедное животное. Какой страшный шум, выключи радио!
Я как раз хотел это сделать, когда звуки зверинца исчезли и наступила мертвая тишина. Дороти подумала, что я выключил приемник.
– Спасибо. Так намного лучше, – сказала она.
– Но радио все еще включено, – сказал я.
– Наверное, животные успокоились и уснули. Но какие же волшебные эти приборы, даже когда неправильно работают! Подумать только, мы совершенно ясно слышим в этой комнате то, что происходит в театре или мюзик-холле за много миль от нас! Иногда я думаю, что туда вмещается и что-то иное. Не удивлюсь, если рано или поздно выяснится что-то подобное.
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– Вы, должно быть, поднимете меня на смех, – ответила она. – Но представьте: в данный момент до ваших ушей долетают только звуки моего голоса и шум пламени в камине. Однако если бы ваш прибор работал исправно, мы могли бы услышать выступление оркестра или лекцию. Сейчас мы не слышим их, но они, как и тысячи других звуков – да что там, все звуки мира, – присутствуют в этой комнате, и нам нужно только настроиться на них с помощью каких-то чисто механических средств, чтобы их уловить. Наши уши, скажете вы, не могут уловить мелодии оркестра и речь лектора; и все же, стоит вам повернуть маленькую ручку, все получится. Мы слышим лишь то, что способны уловить своими органами слуха.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Хью. – Существуют, возможно, целые королевства других звуков, хотя мы не можем уловить их. Верно, Дороти?
– Да. Вчера вечером я ходила на «Венецианского купца», и меня озарило, когда звучали эти строки:
– Но мы же говорим не о материальных душах, – возразил я.
– Откуда вы знаете? – спросила она. – Отчего звезды не могут петь? Морозной ночью кажется, что они поют. И почему некоторые механические средства не могут проникнуть сквозь мутный покров так, чтобы мы могли их расслышать? Ваш прибор в некотором роде может это делать, благодаря чему мы знаем, что происходит, например, в мюзик-холле. Сто лет назад любой ученый сказал бы, что мы, в этой комнате, не можем услышать оркестр в «Савойе». Но сегодня это не только возможно, но и чрезвычайно легко. И то, что нам сегодня кажется чистой фантастикой, через сто лет станет главой из учебника для начинающих.
– И это все? – спросил я.
– Нет, дорогой мой, разумеется, это не все, – сказала она. – Весь наш научный прогресс сегодня и, возможно, в ближайшие годы – это всего лишь разбег человека, набирающего скорость для прыжка. Всюду твердая земля, а потом прыжок через непреодолимую, как нам кажется, пропасть. Возможно, сегодняшним достижением науки мы назовем проникновение на ту сторону и установление связи с тем, что находится
– А что, если
– Я вижу, что вы в этом не уверены, – сказала Дороти. – И допускаю, что было бы спокойнее иметь какое-то определенное доказательство, пусть и незначительное. Я имею в виду то, что можно объяснить только проникновением на ту сторону – в пропасть смерти. Как я жду такого доказательства после смерти моего Нормана! Мы договорились: тот, кто умрет первым, должен сделать все возможное, чтобы связаться с тем, кто остался. Но пока не произошло ничего, что убедило бы меня: да, это именно он.
– Вы обращались к медиумам? – спросил Хью.