Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

Он описывал все военные конфликты, в которые вмешивалась империя, и ее техносферу, обещавшую, как казалось Проханову, прорыв в неизведанное. Затем пришел черед зафиксировать и мифологизировать распад империи, сулящий ее жителям все больший и больший ужас.

В последнем романе Проханов будто завершает круг, вернувшись к тому, с чего начинал.

«Иду в путь мой» – так называлась его первая книжка, состоявшая из нескольких полных воздуха и радостных предчувствий рассказов и повестей. Проханов, как известно, в молодости неожиданно забросил свои университеты и полубогемную жизнь, уйдя работать лесником. Это все нашло отражение в ранней прозе.

Теперь Проханов вернулся к тому же сюжету: молодой московский парень Петр Андреевич Суздальцев оставляет свой круг общения, невесту, мать и бабушку и уезжает в деревню. На дворе шестидесятые годы.

Надо сказать, Проханов не стесняется вырезать из своих прежних текстов целые куски и вставлять в новые романы. На мой вопрос, зачем он это делает, Проханов ответил со своей фирменной иронией: «Новая эстетика… Ремейки».

Так что читатель, решивший последовательно ознакомиться со всеми сочинениями Проханова, рискует не раз испытать дежавю. «Где-то я это уже читал». Где-где – да в прошлом томе.

Тут тоже есть вставки из ранней прозы, обнаруживаются реалии романа «В островах охотник» 1982 года. Роман этот, правда, спустя двадцать лет был заново порезан и переписан автором – зато не вошедшие в новое издание страницы теперь пошли на растопку для, простите за невольный каламбур, «Пепла».

Начинается книжка в традиционной для Проханова несколько напыщенной и поспешной манере. Суздальцев еще в Москве и думает об отъезде. Возникает ощущение, что Проханов задумал сюжет и решает поскорей его запустить, не отвлекаясь на детали.

Много неряшливых кусков, целые главки читаешь с внутренним томительным предубеждением: ну зачем так все делается-то – на скорую руку, кое-как.

Герой расстается с невестой. Разговаривают они хуже, чем в бульварных романах, все донельзя тривиально. Бьюсь об заклад, что этот кусок Проханов написал за пятнадцать минут и больше не перечитывал.

Рассерженная героиня читает герою вслух его же стихи (наверняка настоящие юношеские вирши Проханова), издеваясь над ними, – и поделом: стихи так себе, да и делать им в романе, собственно, нечего.

Еще чуть-чуть – и оставил бы книгу на потом.

Но мы задерживаемся еще на десяток страниц, благо что читать Проханова – не кули ворочать.

Петр Суздальцев наконец уезжает и приступает к работе лесничего.

Вскоре его начинают мучить виденья: он видит картины какой-то будущей, еще не случившейся азиатской войны, в которой участвуют русские солдаты.

Суздальцев спешно записывает то, что видит.

И тут Проханов берется за то, что умеет, как никто другой. А именно: чередует баталистику и лесные, иногда сугубо реалистические, иногда с привкусом мистики наблюдения героя.

Лучшие страницы прохановской прозы – это всегда либо афганский бой, либо какая-нибудь восхитительная полуязыческая лирика, вроде описания сбора грибов.

А в этой книжке и первого, и второго с избытком.

Мир этой деревни, с послевоенными вдовами и пьющими вороватыми мужиками, – все вроде бы узнаваемое, но вместе с тем странное, даже маревное, к тому же имеющее порой некий мрачно-ироничный подтекст.

Вот, к примеру, умалишенный сосед Суздальцева, который обожает свою белую зеленоглазую козу: сам выводит ее гулять, любуется ею, а местные мальчишки дразнят чудака «козодоем». Коза умирает – а сосед вскоре вешается.

Впрочем, когда речь идет о серьезных вещах, прохановский голос звучит очень убедительно.

Накануне Дня Победы селяне моют памятник солдату и солдатке – и, проходя мимо, герой замечает, что омывают их, как дорогих покойников.

Герой охотится на уток, две подстреленные птицы падают в реку – в охотничьей, почти собачьей страсти он сбрасывает одежду, прыгает за добычей, забыв о том, что вода ледяная. Едва не гибнет… «И когда выходил, березы на берегу стали красные, словно пропитанные кровью».

А когда, в другой раз, начинается пожар, герой видит, что «…елки стояли в огненных юбках, и огонь задирал их, оголяя тощий ствол».

Или проходит мимо оставшегося с войны в траве танкового колеса – и чувствует, что «…колесо словно окликнуло его». Герой поднимает колесо – и будто выпускает новых духов войны в мир.

Правильная, в общем, проза – написанная сочно, вдохновенно.

Осталось подумать и понять, отчего первая книга Проханова именовалась маняще и радостно «Иду в путь мой», а последняя, почти о том же самом, называется «Пепел».

Сергей Есин

Дневник. 2009

(М. : Издательство Литературного института им. А.М.Горького, 2011)

Загадка определенно есть.

Первые из опубликованных дневников писателя Сергея Есина датируются 1984 годом. Этот том – дневники за 2009-й. Выходит, уже более четверти века Есин со своей привычной лукавой полуулыбкой вглядывается в современников и времена («эпохой» всю эту маету и суету язык не поворачивается назвать).