Код бестселлера

В моей жизни бывают моменты, когда книга становится чем-то большим, нежели просто предмет; когда она переносит меня в другое место, в состояние транса, которое трудно описать. В этих случаях чтение, или то, что Марсель Пруст назвал «плодотворным чудом общения, происходящего в одиночестве», преодолевает мой рациональный подход ученого критика к книгам как человеческим творениям. Когда это происходит, книга, текст и даже сам процесс чтения исчезают, и происходит некое странное пресуществление, в котором мое «я» становится иным и претворяется в мысли, отличные от тех, что обычно производит мое сознание. Это тактильное, чувственное, глубоко эмоциональное ощущение, когда тебя захватывает книга, – вот что будят у меня в душе воспоминания о чтении, подобно мадленкам у Пруста. Это ощущение – абсолютно осязаемое, телесное, хотя вызвано не физическими стимулами[82].

Работая над «Кодом бестселлера», мы попросили своих студентов провести эксперимент-наблюдение (практически медитацию) и зафиксировать все реакции, возникающие у них при чтении незнакомой книги. Конечно, мозг в это время размышляет и анализирует, но что делают чувства? Более того, какова физическая реакция тела на печатное слово? Мы спрашивали студентов: «Когда у вас учащается пульс?», «Когда у вас сосет под ложечкой от беспокойства?», «Когда вы сжимаетесь от страха или ощущаете сексуальное возбуждение?», «Когда у вас встают волосы дыбом?», «Когда вы улыбаетесь?», «Когда вы возмущенно кричите на персонажа или швыряете книжку об стену?».

Это совсем новый способ чтения, и он заслуживает внимания. Мы раздали студентам несколько романов и попросили читать про себя и поднять руку, если возникла какая-либо реакция тела. Сначала студенты решили, что мы сошли с ума. Но после нескольких занятий мы заметили, что у всех, кому мы раздали бестселлеры из списка NYT, рука поднимается не позднее первых десяти страниц. С теми же, кому достались небестселлеры, такое случалось гораздо реже.

Захватывающее, живое, дышащее повествование – эти эпитеты в полной мере относятся к «Пятидесяти оттенкам серого». Лишь осознав, насколько умело Э. Л. Джеймс использует аффективный отклик, в полной мере объясняющий признания читательниц: «Я просто подсела на эти книги!», мы поняли, что именно происходит в романе, и решили, что обязательно должны об этом написать.

Джеймс вплетает в повествование эмоциональные повороты с такой регулярностью, что читатель ощущает биение слов всем телом, словно вибрацию музыки в ночном клубе. Лишь двадцать пять других романов-бестселлеров воплощают тот же ритм, что и книги Джеймс, и нам удалось найти лишь один, в котором ощущается такое же размеренное биение. По странной случайности этот роман оказался другим бестселлером для взрослых с рекордными за последние тридцать лет тиражами. Это единственный роман в нашем корпусе текстов, который не только с самого начала вызвал такую же бурю противоречивых откликов у читателей, но и (на сегодняшний день) превзошел по тиражам «Пятьдесят оттенков серого». Речь идет о книге Дэна Брауна «Код да Винчи».

Идеальные изгибы

Посмотрите на графики, приведенные на рис. 4. Эти кривые показывают, как три разных автора, работающих в жанре эротического романа, манипулируют эмоциональной реакцией героев (а значит, и читателей) на протяжении всей книги. Графики интуитивно понятны, так что их легко интерпретировать. Горизонтальная ось координат в середине – это эмоционально нейтральная область. Примерно такой «наплыв чувств» ощущаешь, варя себе кофе. Над горизонтальной осью координат располагаются сцены, в которых герои испытывают положительные переживания – удовольствие от флирта, облегчение, радость, возбуждение, ликование, любовь. В общем, любые чувства, от которых человеку хорошо. Чем выше поднимается кривая, тем насыщенней чувства персонажа. Под горизонтальной осью отражены ситуации не столь положительные – в любовных романах «провалы» графика соответствуют, например, моментам, когда судьба разлучает влюбленных, происходит конфликт, виной которому несходство характеров или внешние обстоятельства, угрожающие счастью пары.

Рис. 4. Три сюжета