- Алло, Сима? Здравствуйте, это Надя, Надя Леже. Как я рада, что вас застала. Мне тогда пришлось срочно уехать, меня практически выставили, не буду говорить кто. Я очень переживала, что у меня остались ваши... вещи. А позвонить из Франции я вам не могла, сколько ни пыталась - меня просто не соединяли...
- Надя, как я рада! Не волнуйтесь, я никогда не сомневалась, что мои... вещи никуда не денутся. Вы опять в Москве?
- Да, но лишь проездом. У меня была выставка в Ленинграде, и я улетаю через несколько часов. Я звоню из уличного телефона у Дома художника. Вы могли бы подъехать? Я вас подожду.
- Конечно, Надя!
Я опрометью выскочила из дома, мгновенно поймала частника и уже через десять минут была на Крымском валу. Надю я увидела на грязной по-весеннему набережной. Леже, опершись на чугунную ограду, задумчиво глядела на коричневую воду Обводного канала.
- Здравствуйте, Симочка! - Надя широко распахнула руки. Обнимая ее, я почувствовала, как крепкая рука художницы на мгновение скользнула мне в карман.
- Ваши доллары я оставила себе, - говорила Надя, шагая по набережной. - Вы ведь хотели их обменять на рубли? А я как раз гонорар получила за выставку... Так что возвращаю долг по курсу черного рынка.
- Может, не надо по рыночному? Пусть уже будет по банковскому. Неудобно как-то...
- Это мне неудобно. Продержала ваши деньги столько времени. Вам ведь они для дела нужны. Как Грета? Не отступилась от своей мечты?
- Наоборот. Вкалывает как лошадь. В следующий раз приедете, увидите ее девочек - настоящие маленькие танцовщицы.
- Я больше не приеду, - покачала головой Надя. - Меня еще принимают здесь по старой памяти как бывшую русскую и вдову французского коммуниста, но мое искусство никого не интересует. Мозаики в Дубне совсем развалились. Да и коммунистическая идея ваших правителей, похоже, тоже больше не возбуждает. Они еще врут по инерции про светлое будущее, но сами уже ни во что не верят... Так что если мы и увидимся, то не в Союзе. У вас есть загранпаспорт?
- Нет и не будет, - я невольно вздохнула.
- Не говорите так, - Надя улыбнулась одним ртом. - Все переменится, и гораздо скорее, чем вы можете себе представить, живя в этой непредсказуемой стране...
Я смотрела Леже вслед, пока ее прямая фигура с гладко
зачесанными волосами не скрылась за поворотом набережной...
В восемьдесят первом я оформила пенсию и получила удостоверение 'участника войны', что давало мне право на ежемесячный продуктовый набор, в который входила польская курица, болгарский зеленый горошек, венгерское 'лечо', пачка румынской халвы и похожая на утюг банка югославской прессованной ветчины. Грета от души хохотала над этим 'пайком победителей', как она его называла.
- Гляди-ка, как тебя ценит родное государство! - визжала она, задрав точеные ноги на спинку дивана. - Чтобы накормить пенсионерку с лагерным прошлым оно обкладывает продовольственной данью каждую из завоеванных стран!
- Не болтай глупостей, Гретхен. Мы их не завоевали, а освободили.
- Освободили от всего лишнего - по полной программе! - продолжала веселиться Грета. - Только войска освободителей почему-то там так и остались. Забыли вывести, наверно... Кстати о победителях! - Грета взбрыкнула ногами, как молодая кобыла. - Вчера была на центральной телефонной станции - у меня там подружка оператором служит. И оказалось, что у них до сих пор фурычит оборудование телефонного узла гитлеровской рейхсканцелярии, представляешь? Фашистская техника вот уже тридцать пять лет обслуживает аппараты ЦК КПСС. Вот это победа! - Грета зашлась в новом приступе смеха.
Восьмого ноября восемьдесят второго года на последней странице праздничной 'Правды', заваленной фотографиями военного парада по случаю шестьдесят пятой годовщины революции, Грета отыскала крошечную заметку, извещавшую о кончине 'вдовы видного французского художника и большого друга Советского Союза Фернана Леже - Надежды Ходасевич-Леже'.
Спустя три дня внезапно отменили концерт, посвященный дню милиции. На следующий день объявили о смерти Брежнева.
- Твоя покойная подруга Леже, однако, напророчила, - удовлетворенно сказала Грета, посмотрев скорбный выпуск программы 'Время'. Вот и бровастый лично дуба врезал. Теперь все переменится, и очень скоро. Она его словно за собой на тот свет забрала. Не иначе как конец эпохи.
- Какой еще конец эпохи? - Гретина наивная жажда перемен снова напомнила мне Груню. - Свято место пусто не бывает. Вон Андропова выбрали главным по похоронам. Стало быть, он и заменит покойника. И все пойдет по-старому. Только еще хуже - кагебешник, небось, возьмется гайки затягивать...
- Симуля, гайки затягивать - силы нужны. А у них там сплошные старцы - на ладан дышат. Кого из них ни поставь, долго не протянет. Не-ет, сейчас точно все по-другому пойдет. Не может не пойти. Когда до власти дорвется молодой, он будет просто не в состоянии весь этот маразм продолжать. А если захочет что-то изменить, то таких дров наломает, что все еще сильнее изменится.
- В какую сторону?