Код Средневековья. Иероним Босх

Первый пример связан со странной сценой в озере перед двумя алхимическими башнями: наполовину погруженная в воду крошечная фигура размахивает мечом, сражаясь против огнедышащего дракона. В языке алхимии дракон, которому отрубают голову, символизировал первоматерию, необходимую для философского камня. Меч же являлся традиционным символом нагревания. С незапамятных времен алхимики использовали метафоры истязания и казни, чтобы аллегорически выразить идею «смерти» базовых металлов, смесь которых являлась своеобразной «первоматерией»: железа, олова, меди, свинца. После «казней» металлы сливались в единую субстанцию, очищаясь таким образом от своей прошлой нечистой природы, и превращались в идеальную материю, философский камень. Еще раннеалександрийский алхимик Зосима рекомендует возвести белый храм (аллегория философского камня) и советует: «Схвати его (дракона, который сторожит этот храм) и сперва предай закланию, сдери с него кожу, возьми плоть его вместе с костями и отдели члены; затем, сложив плоть членов с костями у входа в храм, сделай из них ступень и проникни внутрь, там ты найдёшь вещь искомую»

[83]. (рис. 61).

Возможно, этот эпизод также описывает таинство трансмутации как укреплённую химическую цитадель, чьи секреты охраняются сильным драконом. Чтобы войти в город, успешный алхимик должен не только знать все практические процедуры и материалы, но и быть чист сердцем, верным, мудрым и набожным. Ожесточённый дракон может представлять идею духовных препятствий, которые алхимик – воин, сражаясь мечом, должен преодолеть, чтобы достичь своей цели. Это послание дублируется и крошечными фигурами воинов, сражающихся на мосту, и представляет собой борьбу дистилляторов, алчущих завоевать материю.

Рис. 61. Мужчина атакует дракона, подле плавают ещё несколько змеевидных существ и останки потерпевших крах воинов. Дракон здесь может символизировать зло или содержать алхимические коннотации. И иллюстрация поимки и освежевания дракона из алхимического трактат. Aurora Consurgens. Ms. Rh.172. Zentralbibliothek, Zürich.

Вторая алхимическая метафора появляется на фоне центральной панели. На берегу мутной реки женщина, опустившись на колени, спокойно стирает бельё, казалось бы, не обращая внимания на адское столпотворение, что охватывает всё вокруг. Эта крошечная сцена, может быть не просто алогичной жанровой деталью. На языке алхимии образ стирающей женщины намекает на «омовение» или «промывающий» этап в алхимической работе. Нечистые вещества, предназначенные для трансмутации, назывались «грязные покрывала», которые должны быть отмыты и очищены от примесей. Алхимические теоретики утверждали, что, несмотря на свою опасность, действительный процесс трансмутационных превращений был прост, его даже можно было бы назвать «женской работой»: он так лёгок, что даже женщина и ребенок могут проделать его. Иллюстрация «алхимической женской работы» в образе стирки появляется в середине XVI века в трактате Саломона Трисмозина «Splendor Solis» («Великолепие Солнца»). В сопроводительном тексте говорится, что можно сравнить это искусство с женской работой: со стиркой, отмывающей вещи добела, приготовлением пищи, варкой и жаркой. Такие же образы встречались в сборнике алхимических трактатов «Turba Philosophorum

» – основной алхимический источник, который мог знать Босх.

Однако триптих Босха изобилует всё же неоднозначными образами практического алхимического мастерства. Более того, доказать, использует ли он образы алхимии в положительном смысле как метафору очищения и духовного превращения или в негативном как лжепрактику представляется практически невозможным. За исключением того, что единственные положительные герои – Христос и Антоний – отдалены от алхимических сцен, а зловредное демоническое (алхимическое) яйцо находится в руках Антихриста.