Код Средневековья. Иероним Босх

Маленький страшный зачастую уродливый гном или тролль – частый герой североевропейского фольклора мог увлечь воображение и грёзы художника. Уже в античности использовалось понятие «grylli» для обозначения всего странного и необычного в художественном мире и мире фантазии. Это понятие определяло и характеризовало неканонические перверсии в искусстве. «grylli» встречается и в средневековом фольклоре – уже для описания глупости в человеческом поведении. От применения к мифу, сказке, легенде, к устным и письменным образам понятие экстраполировалось на зримые формы: на полях манускриптов людозвери, зверолюди, соединённые из несоединимого чудовища, визуальные девиации и гибриды обернулись причудливыми, смешными и злыми монстрами-дролери. А их коллажные и синтетические образы близки художественной фантазийной стратегии Босха (рис. 93 а–г).

Рис. 93 а, б. Чудные дролери представлены на полях многих иллюминированных манускриптов, создававшихся на территориях Нижних земель. Иконография монстров Босха схожа с этой визуальной традицией. Chig. C.VIII. 2340131, fol. 65r, 90 r. Biblioteca Apostolica Vaticana.

Рис. 93 в, г. Гибриды Босха апеллируют к средневековой традиции дролери и явно несут в себе негативный, демонический, инфернальный заряд. Фрагменты из триптиха «Искушение святого Антония» и «Воз сена».

Литературные процессы позднего Средневековья и творчество Иеронима, – калейдоскоп образов, смешавший черты народной культуры, приметы низовой, специфику городской с религиозными исканиями и светскими темами весьма близки друг к другу. Не даром при распутывании клубка тем и источников Иеронима на ум приходят – наравне с текстами христианского канона – макароническая поэзия, куртуазный роман и фаблио. Подобная эклектичность и коллажность рождают аналогии с литературными процессами XX века, – постмодернистские интертекстуальность и пастиш. Быть может, Босх, художник вновь увиденный и переоценённый в XX веке, очень близок современной логике. Его вселенная множественна и мозаична, зачастую в ней нет одного ярко выраженного семантического ядра, и каждый интерпретатор воссоздаёт и конструирует когнитивную формулу, вписывает и вчитывает тот или иной смысл в картины Босха. Зритель Иеронима находится всегда на распутье. На распутье расходящихся троп в лесу символов и знаков, означаемых и означающих. Связь между ними происходит в сознании зрителя, до этого – в мыслях художника, – визионера своего сложного времени: стремительно завершающегося Средневековья и начало нового, Нового времени. В котором трансформируются, преобразуются, изменятся люди и их мысли, художники и их эстетика, мир и язык его описания.

Глава 4. Все оттенки рая Иеронима Босха

Истинный рай – это потерянный рай

Марсель Пруст

Фантастический пейзаж, обласканный лучами солнца. Иссиня-голубые горы не похожи на что-либо встречающееся в природе. Птицы всевозможных мастей чертят зигзаги и спирали в воздухе, исчезая в пещерах причудливых скал. Пернатые будто сомнамбулически повторяют геометрию собственного маршрута. Вылетая из трещин ущелья, они устремляются в них же: словно вылупляясь из яйца и возвращаясь в него – в место своего происхождения. Здесь странно всё: священный единорог, пьющий из озера среди косуль, быков и невиданных зверушек; слон, погоняемый наездницей-обезьяной; загадочное вислоухое существо, вобравшее в себя черты собаки, кенгуру, тушканчика и каких-то других тварей; зловещий взгляд жирафа (Рис. 1).

Неужели это рай?! Рай, где лев убивает слабую лань, а свирепый вепрь сражается с демоническим ящером (в аду триптиха «Страшный суд» можно увидеть точно такое же существо, изрыгающее пламень). Может ли быть раем это пространство, исполненное насилия и сомнительных тварей, подобных тем птицегадам, что выползают из озера в нижней части правой створки триптиха «Сад земных наслаждений» (рис. 8)? Странный, полный намёков и аллегорий, таинственный и завораживающий, весьма нетрадиционный и нетипичный рай развёрнут взору на картинах Босха.

Рис 1.