Код убийства

Здесь были и солидные дореволюционные издания, и советские брошюры двадцатых, тонкие и на плохой бумаге. Рядом с собранием сочинений Пушкина тридцать седьмого года стояли первые перестроечные издания, которые в то время жадно глотала вся страна.

На столе у окна лежало старинное массивное пресс-папье. Беркут взял его в руки и прикинул на вес. Такой вещью легко можно размозжить голову.

Затем его взгляд перешел на бамбуковую палку с узорами, которая лежала на полке как раз на уровне его глаз. Она была из тех вещей, что покупают в качестве сувенира в путешествиях по экзотическим странам. Они путешествуют по квартире, собирая пыль. Предпоследним их пристанищем обычно становится дача, а последним костер.

Беркуту было удивительно спокойно в этом месте. Он прилег на диван, старинный, с высокой плоской спинкой, к которой потянулась рука. Кожа приятно холодила ладонь. В конце долгого, полного событий дня, он, наконец, почувствовал, что устал. Едва закрыв глаза, Андрей провалился в темноту.

Проснулся он от странного чувства беспокойства. Снаружи кабинета раздавались тихие шаги: кто-то ходил по квартире. Ступая босыми ногами по ковровой дорожке, Беркут дошел до дверей кухни и заглянул внутрь.

Злоумышленник рылся в холодильнике.

– Хм, – кашлянул Беркут.

Варвара, а это была она, резко отпрянула. Увидев Беркута, выдохнула с облегчением.

– Вы меня напугали, – сказала она строго.

– Вы меня тоже. Что вы здесь делаете?

– Глупый вопрос. Вы что, никогда не вставали к холодильнику ночью?

– За йогуртом полезли? – спросил он.

– Еще чего. За йогуртом лезут утром, чтобы загладить чувство вины и начать новую жизнь. Ночью в холодильник лезут за колбасой, – пояснила Варвара. – На вашу долю брать?

– Берите, – кивнул Беркут и пошел одеваться.

Варвара зажгла свечу и поставила чайник.

Потом они пили чай с вареньем и ели бутерброды с колбасой. Варвара рассказала ему, что когда начали рушиться стеллажи, она залезла под стол и хотела молиться, но не знала как.

Когда спасатели вытащили ее из-под развалин и что-то говорили ей, она не слышала слов. Сначала в ушах был только ровный гул, а потом тишина. Варвара испугалась, что никогда больше не будет слышать, но потом взяла себя в руки и начала планировать, как будет решать эту проблему.

Надо выучить язык жестов и научиться читать по губам, думала она. И еще можно будет писать записки. Пишет она быстро, правда, почерк у нее ужасный, и ее не поймут. Надо записаться на курсы каллиграфии. Впрочем, как она поймет, что ей говорят на курсах, она же ничего не слышит. Значит, сначала нужно научиться читать по губам…

Она говорила быстро, перескакивая с одного на другое. Потом снова возвращалась к взрыву и своим страхам, как будто извиняясь за них.

Беркут не перебивал ее. Он кивал, подливал чая, подкладывал варенья и слушал, слушал, слушал. Он много видел людей с посттравматическим синдромом, и сейчас перед ним сидел именно такой человек.

Варвара то хорохорилась, посмеиваясь над собой, то скатывалась в самый низ бездонного колодца ужаса: сейчас все рухнет, и меня больше не будет.

Беркут принялся рассказывать смешные истории из жизни и работы и не заметил, как стал рассказывать о себе.

Его жена долго болела, и это страшно, когда болезнь выедает любимого человека изнутри и остается лишь оболочка. Он загружал себя работой, чтобы возвращаться домой позже и видеть ее спящей. Он ничего не мог поделать, не мог помочь, и страдал от своего бессилия.

Три месяца назад все было кончено. Дом опустел. Его дочь переехала жить в школу-интернат, куда ее устроили родители жены, профессора московских вузов. Они же платили за ее обучение. Дочери было шестнадцать, и она проводила больше времени с ними, чем с отцом.

Он все понимал и соглашался, что так будет лучше. Они могут дать ей то, что обычному оперу не под силу. Но сколько же боли было в его тихом голосе. Одна потеря за другой. Всего год назад у него была семья. Сейчас он остался один в пустой квартире. Он с головой уходил в работу, потому что ему было некуда возвращаться.

Они допили чай, вымыли чашки и разошлись по своим комнатам, погасив свечу и пожелав друг другу спокойной ночи. Укладываясь обратно на диван, Беркут подумал, как много мрака может развеять одна маленькая свеча.

Глава 5

На следующее утро Беркут позвонил Елисееву, чтобы сообщить, что у него есть информация по делу и заодно взглянуть на видео с камер наблюдения.

Одна из них висела на перекрестке. Вторая показывала улицу, кафе и вход в книжный магазин. С нее они и начали просмотр.

Елисеев промотал вперед до момента, когда девушка в темном платье подошла к двери.

– В списке сотрудников издательства у нас четыре женщины. – Елисеев достал телефон, на экране которого высветилось фото со списком. – Амалия Величковская, 25 лет, вчера была в отпуске. Так что это не она. Также не похожа на Валентину Павлову, бухгалтера, 54 года. Остаются Анна Мельникова, 22, администратор, и Алиса Феденко, 28, главный редактор.

– Точно не Алиса. По словам свидетельницы, у той в руках был портфель, – сказал Беркут.

– Симпатичная?

– Кто?

– Свидетельница.