Кодекс

— В ее начале лорд пересекает океан на лодке без весел, паруса и руля. При этом он верит, что Бог благополучно приведет его к берегу. Проходит время. Он заплывает далеко на север, и вокруг высятся ледяные горы. В море плещутся арктические киты — белухи, нарвалы и кашалоты. Кольридж позаимствовал отсюда несколько строк для своего «Старого моряка»: «Меж снежных трещин иногда //Угрюмый снег блеснет; //Ни человека, ни зверей, — //Повсюду только лед» ^[22].

Средневековые писатели часто вставляли в свои произведения эпизоды из классиков, и наш рассказчик пользуется случаем, чтобы привести пару историй из «Одиссеи», о сиренах и вкушающих лотос, не знаю уж для чего. Пересказывает он также историю Паоло и Франчески — о женщине, которая стала любовницей своего деверя, читая с ним вместе книгу. Муж является и убивает обоих. Этот сюжет был достаточно популярен — и Данте, и Боккаччо представляют нам свои версии, — но Гервасий своевольно приделывает к своей хороший конец: любовники спасаются бегством и живут долго и счастливо.

Наконец рыцарь пристает к берегу пустынной земли. Все, что он видит там, — это уходящие вдаль песчаные гряды, занесенные снегом. Песок окрашен в чугунный цвет. «Ни града, ни дома, ни древа, //Ни куста, ни травы, ни доброй земли». Рыцарь идет в глубь суши. Гервасий посвящает целый раздел странным свойствам тамошнего освещения — свет, слабый, бледный, будто бы неземной, тревожит рыцаря. Наконец он находит место, где обитают люди, и те называют себя киммерийцами — помните название книги?

В Киммерии, говорят они, царят вечные сумерки — не день и не ночь. Это суровый, холодный, малонаселенный край. Рыцарь путешествует по нему, и мы видим эту страну его глазами. Жители выкапывают в пищу коренья и разводят лохматых овец. Здесь струятся ледяные ручьи, и рыцарь натыкается в ложбине на застывший труп женщины. Находит он также разрушенный город с далеко раскиданными камнями. Приходит на поле с заснеженными бороздами и сравнивает его с чередованием строк и пробелов на рукописной странице.

Этим и заканчивается пятая часть, по сути, очень скудная. Она, как и все остальные, насыщена тоской и меланхолией, но видимой причины для этих чувств нет. Местами она определенно содержит аллюзии на дантов «Ад». Это, кстати, еще один повод сомневаться, что книга написана Гервасием Лэнгфордским, — в Англии, насколько я знаю, Данте тогда прочел один только Чосер.

Маргарет опустила глаза на недопитый стакан с кофе, Эдвард крошил остатки пирожного. По узкой улице ехал, пыхтя, тяжелый грузовик, на время загородивший солнце.

— Ну и какой, по-вашему, во всем этом смысл? — спросил он.

— Какой смысл? Не знаю. Если брать «Странствие» как продукт средневекового мышления, то это, возможно, религиозная аллегория. Путь души от греха к благодати. Может быть также политический подтекст — узурпация, бедственное положение крестьян. Кроме того, эпидемия чумы должна была глубоко затронуть психику Гервасия. Вероятно, он жил, мучимый чувством вины и стыда за то, что уцелел среди стольких смертей, — и боялся, что чума еще вернется и заберет его.

— А киммерийцы? Они кто такие?

— Да никто. Существовало вообще-то кочевое племя с таким названием. В Малой Азии, около 1200 года до нашей эры.

— Значит, они все-таки жили на, свете.

— Разумеется. — Она улыбнулась уголком губ. — Современное название «Крым» происходит от Киммерии. Но историческая реальность далеко не так интересна, как литературная. По классической традиции киммерийцы считались легендарным народом, обитавшим в стране вечных сумерек.

Овидий упоминает о них в своих «Метаморфозах», и Улисс в «Одиссее» тоже посещает эту страну. В космологии классических мифов мир омывает река Океан. Киммерийцы живут на другом ее берегу, и дальше Киммерии находится только Гадес, царство мертвых. Плиний помещал Киммерию в Италии, где будто бы находился вход в подземный мир, но автор «Странствия» комбинирует или объединяет Киммерию с Ультима Туле, легендарной северной оконечностью мира.

У дверей завязался спор между метрдотелем и посетителем, желавшим войти в кафе с собакой. Маргарет пристально смотрела на Эдварда — возможно, просто ждала, когда он ее отпустит.

— Как может выглядеть эта книга? Если допустить, что она существует на самом деле?

— Если говорить о формате, — рассудила она, сложив пальцы домиком, — то это кодекс. Написанный скорее всего на пергаменте, не на бумаге. Переплет деревянный, обтянутый кожей. Манускрипт, разумеется — книгопечатание изобрели только лет через сто, — выполненный готическим шрифтом. Очень трудный для прочтения, если речь о неспециалисте. В остальном «Странствие» ничем не должно отличаться от других книг того времени. Книга тогда создавалась как теперь кино: для этого требовалось много времени, много денег и много людей с различными навыками. Надо было запастись пергаментом, перьями и чернилами. Нужен был писец, чтобы переписать текст, затем иллюстратор, затем переплетчик и так далее.

Официант, проходя мимо, деликатно оставил на столике счет.

— А Гервасий мог себе это позволить?