Иронично, что Metal Gear Solid: Integral навсегда подорвала доверие Кодзимы к переводчикам, хотя если бы Блауштейн отнесся к работе спустя рукава, перевел все в лоб и не лез в запись, Кодзима никогда бы и не обратил внимание на американскую версию и не захотел менять японское аудио! А бесконечные катсцены американцы попросту не вынесли бы, и классная история стала бы посмешищем хуже Resident Evil, ведь в ней еще и слушать надо было очень много. Вполне возможно, что Metal Gear Solid могла бы наконец занять свое место в истории как игра, которая стала объектом едчайших насмешек американцев, сытых по горло дерьмовыми портами японских игр и чудовищной игрой актеров озвучивания, – и вместо возрождения серии Metal Gear похоронила бы ее. Локализация оказалась ключевым элементом. Все любители американской версии Metal Gear Solid подтвердят вам, что хорошая игра актеров и крепкий сценарий сгладили ее шероховатости, но мало кто ценит, да и вообще знает, что Хидео Кодзима не имел к качеству английской озвучки никакого отношения, так что его ошибочно продолжают хвалить за прорыв в сценаристике (планка в которой тогда, впрочем, и правда была низкой).
Никто из работавших над английской версией не предполагал, что Кодзима захочет дополнить японскую версию иностранной озвучкой и что для этого два языка придется сравнить построчно. Очевидно, в процессе участвовал и сам Скотт Дольф; он оказался в самом сердце этой истории. Дольф не сумел претворить видение Кодзимы в жизнь дословно и так оказался в роли чуть ли не предателя. Да кого вообще волновали эти отличия? Обычно международные версии игр лепили по-быстрому, а соответствовать оригиналу те должны были лишь на самом базовом уровне, ведь в каждую будут играть только в соответствующей стране. В те времена версии игр для разных рынков расценивали как отдельные продукты, и это была повсеместная практика. Никому не пришло бы в голову тратить немыслимое количество времени на то, чтобы сверить тексты двух версий. Вообще говоря, переводы и озвучивание на некоторые языки были отвратительны, но они Кодзиму не волновали, ведь он не собирался включать их в Integral – окончательную версию игры.
КОДЗИМА БЫЛ ВОСХОДЯЩЕЙ МИРОВОЙ ЗВЕДОЙ, ОН НЕ СОБИРАЛСЯ СЛУШАТЬ ОТ АССИСТЕНТОВ ОБЪЯСНЕНИЯ, ПОЧЕМУ ДОСЛОВНЫЙ ПЕРЕВОД ИГРЫ ЗВУЧАЛ БЫ ПЛОХО.
Кодзима со своими переводчиками вгрызлись в работу Блауштейна, и стало очевидно, что он много где отступал от оригинала – настолько, что Скотт Дольф не мог умалять эти изменения. Самолюбивый и ранимый Кодзима этого не вытерпел. По правде сказать, текст едва ли подвергся неким фундаментальным правкам и изменениям, но даже если бы в Konami нашелся кто-нибудь согласный с решениями Блауштейна, объяснять их Кодзиме было смерти подобно – такой сотрудник тут же вылетел бы. Кодзима был восходящей мировой зведой, он не собирался слушать от ассистентов объяснения, почему дословный перевод игры звучал бы плохо. У Дольфа и его коллег, подгонявших японские субтитры под английский текст, просто не было выбора – им пришлось свалить все на Джереми Блауштейна, объявив его предателем, напихавшим в игру собственных идей, подорвавшим видение гениального и непогрешимого Кодзимы и попортившим совершенство. Разумеется, тот случай, когда Блауштейн осмелился спорить с Кодзимой по телефону, только усугубил ситуацию. Слово Кодзимы было свято, а значит, перевод получился даже не апокрифом, а подлинным святотатством.
Взгляд Кодзимы на вещи можно описать так:
Предсказуемым образом Джереми Блауштейн был изгнан из книги сей.
Воображение Кодзимы обуревали чернейшие страхи. Неважно, что Блауштейн блестяще поработал со Snatcher. Неважно, что он чуть не рехнулся, локализуя гиганский и сложный сценарий. Неважно, что он начал принимать диазепам – то самое успокоительное, что помогало Снейку целиться, – просто чтобы у него не тряслись во время работы руки. Неважно, что он провел колоссальное исследование – без помощи онлайн-ресурсов! – чтобы многочисленные имена, названия и сленговые словечки в «Кодеке» звучали естественно для западного игрока. Неважно, что ему даже не дали шанса отстоять свои позиции. Неважно, что Кодзима не разбирался в вопросе – и не хотел разбираться.