Участковый врач, принявший пациентку с «расстройством сна», досадно не проявил примерного рвения, выслушав Зоины жалобы на утреннее беспамятство, но и глумливых вопросов не задавал, только пожал плечами:
– Да-а, озадачили вы меня. Боюсь, это не по моей части, как и вообще загадки. Памятью занимаются психологи, нейробиологи, физиологи, неврологи… Да кто только ни занимается, а я всего лишь участковый врач-терапевт, Зоя…
– Иннокентьевна. Но можно без отчества.
– Впрочем, сомневаюсь, Зоя Иннокентьевна, чтобы ученым удалось незаметно для всех раскрыть суть внутреннего человеческого «Я». Это я о тайне человеческой памяти. Правда, недавно почитал… По-моему, в Массачусетсе…
– В Америке…
– Да, в Америке физиологи научились искусственно вызывать воспоминания о том, чего никогда не было.
– Ну без этого я точно обойдусь, и так голова кругом – сколько всего помнить надо. Что же мне делать?
– А вы знаете, мне тоже редко удается вспомнить, что снилось, и ничего, живу. Сонник бабушкин зря на полке пылится, а так… никаких неудобств.
И он снова пожал плечами. Правда, на этот раз едва заметно улыбнулся, может быть, вспомнил бабушку.
Хотя Зоя в тот же миг предположила совершенно невероятное: как мог доктор узнать о ее проблеме с сонниками? Она быстро перебрала в памяти всех, кто советовал сходить в поликлинику, однако концы с концами так и не сошлись. И вообще, сообразила наконец, что записывалась наобум к принимающему сегодня врачу. Так случайно совпало, что попала именно к тому, кого ей хвалили. Сказала в регистратуре: «Мне все равно к кому, желательно только, чтобы очередь недлинная». «Надо же какие случаются совпадения, кому рассказать – не поверят!»
Врач чем-то неуловимо напоминал дантиста, но был постарше, то есть примерно одних с Зоей лет, не тех что отмечала, а настоящих, ростом повыше и не такой ухоженный. Можно сказать – совсем неухоженный, что собственно и пробудило первые неосторожные фантазии. Правда, этот роман, если в принципе был возможен – ни кольца, ни следа от кольца Зоя не приметила – не сулил ни шубы, ни иных материальных благ, если не относить к ним вечно полное аскорбинки блюдце. Так невысоко Зоя оценивала перспективы мздоимства в здравоохранении районного масштаба. Равно как и щедрость навещавшей поликлинику публики. «Но ведь есть уже у меня шуба», – урезонивала она себя и верила, что так будет всегда.
– Простите… – уставилась она на пластиковую карточку, криво прикрепленную к отвисающему губой карману докторского халата.
– Андрей Николаевич…
«Андрей Николаевич». Зоя на секунду представила себе, как прогуливается с участковым терапевтом Андреем Николаевичем под ручку прямо здесь, по Люксембургскому саду, позволительно даже сказать – по Парижу. Доктор в воображаемой картине был облачен в мятые, «подпрыгнувшие» из-за морщин под коленями, простецкие голубые штаны и застиранный халат с «газырями» шариковых авторучек, оттягивавших нагрудный карман, наверняка люто ненавидящий раскройщицу за то, что уготовила ему трудную жизнь. В таком виде в здешнем нерусском антураже доктор выглядел вопиюще чужеродным. И не потому, что одет был не по погоде. Чужеродным и неуместным. Настолько неуместным, что и на ее, Зоины, плечи эта… неуместность опустилась с невысоких небес незримой шалью. Она и не воспротивилась, такой себя здесь и чувствовала, несмотря на шубу из рыси, а ведь шуба из рыси многое меняет, особенно в женском воображении. «Незримая шаль… от “Шанель”… Наверное, тут теперь принято думать “хиджаб” или “паранджа”», – пришло в голову, но справляться у Олега не стала, сама знала ответ, не слепая. «Хорошо бы прямо сейчас оказаться напротив кабинета номер триста семнадцать, – призналась себе с легкостью. – Сидеть в очереди и гадать, занесли мою карточку доктору Андрею Николаевичу или опять эти коровы из регистратуры напутали? И ждать, как Андрюша… Николаевич обрадуется. А тут на тебе – Париж. Вот уж спасибочки, всю жизнь мечтала».
Олег, просто так, для проформы глянувший сбоку на Зою, в недоумении вздернул брови:
– Тёть Зой, ты чего опять хмуришься? Не сердись, что так долго, пара минут – и мы на месте. Получай удовольствие, день-то какой!
«Из дому выходили тоже ”пара минут” была, а уже без малого полчаса шагаем и всё – пара минут, пара минут… Родственничек – Параминутчик на мою голову. Хотя это я на его».
– Все нормально, Олежа, тебе показалось. Солнце, наверное, а я темные очки в номере оставила. А день и в самом деле божественный.
– Ну вот и молодчина, – не очень связно, непонятно кого и за что, собственно, похвалил Олег и тут же, без перехода, принялся переводить этот не доросший до диалога обмен репликами Эве.
Та, судя по всему, прониклась, опять же неизвестно чем, ободряюще глянула на Зою и что-то протараторила, словно птичку на проводах из рта расстреляла. Было похоже на невероятно быстрый английский. Курьерский, если по аналогии с поездами. «”Сапсан”! Какой нынче курьерский?!» – поправила себя Зоя и откликнулась незатейливо:
– О'кей.