Когда Алиса упала

– Нет. – Тоби шмыгает и снова вытирает нос.

– Тогда обуйся и помоги мне. Будешь показывать осколки, которые я пропустила.

Его взгляд мечется между спальней на втором этаже и мною.

– Схожу с тобой, – говорю я.

Поезд сошел с рельсов, вагончики разбросаны по полу. Простыни Тоби сбились в кучу в шкафу, подушка задвинута в дальний угол.

– Я тоже иногда здесь спала.

– Правда?

– Во время грозы. – Я ставлю вагончики на рельсы. – Обувайся.

– Я не боюсь грома.

– Хорошо.

Вагон-ресторан красный. За столиками сидят фигурки со схематично вырезанными лицами: мужчины в цилиндрах и женщины в шляпках. На столиках круглые тарелочки, в проходе – маленькая собачка.

Тоби сидит на полу, раскинув ноги, и пытается надеть сапожки. Дверцы шкафа за его спиной нараспашку. Костюмчики и штанишки ровно висят на крючках. Ботинки и сапожки стоят в аккуратном ряду носами вперед.

Я ставлю вагон-ресторан на полку с игрушками рядом со старым волшебным фонарем, с которым мы с Лайонелом играли в детстве. Я хочу помочь Тоби со шнурками, но он отдергивается. Захлопывает шкаф.

– Я умею со шнурками, – говорит он и берет меня за руку. – Надо убрать стекло, чтобы она не порезалась.

Я вздыхаю, потому что Сирша и вправду может не заметить стекол. Приковыляет в столовую накрыть к завтраку и поранится.

– Ты прав.

– Ага. – Тоби широко улыбается.

Вслед за ним я выхожу в коридор. В комнате Лайонела и Кэти не горит свет. Только поскрипывает кровать и слышится голос Кэти, куда более нежный, чем раньше. Я беру мальчика за плечо и подталкиваю его к лестнице:

– Пошли. А то скоро дождь польет.

Внизу Тоби достает ведро из чулана. Держит его обеими руками. Смотрит на меня, глаза у него блестят, как бусины. Я знаю, это из-за странного света, едва проникающего в окно. Но по спине невольно пробегает холодок.

* * *

Тоби порезал большой палец. Я усаживаю его на стул в моей комнате, зажигаю лампу и с верхней полки шкафа достаю саквояж-аптечку.

– Я не нарочно, – бормочет он.

– Я же велела тебе не трогать.

– Прости.

– Порез неглубокий. – Я смачиваю платок в стакане с водой и промокаю капельки крови. – Просто царапина.

Тоби ерзает, пока я свожу края ранки и перевязываю палец тряпицей.

– Ужасная рана? – спрашивает он.

– Ампутация не потребуется. Но немного пощиплет.

В глазах Тоби слезы, но он корчит гримасу и трясет головой:

– Не больно совсем.

– Ты очень смелый.

Я треплю Тоби по плечу, опускаю перебинтованную руку ему на колени.

– А ты много пальцев отрезала? На войне?

Я встаю с колен, прислоняюсь к столу и обхватываю подбородок рукой.

– Ни одного.

Белая вспышка молнии, следом грохот – такой, что дом вздрагивает. Тоби вцепляется в стул, отдергивает раненую руку.

С порывами ветра налетает дождь, сначала будто пальцы стучат по стеклу, потом вода накрывает пеленой, с шипением и грохотом. Щеколды на окнах дрожат, однако держатся, не впуская дождь. Но стекла быстро запотевают, будто вода отыскала щелочки и капельками проникла в комнату.

Молнии, одна за другой. В окно виден желтый, как сера, пруд, похожий на дым. При следующей вспышке туман рассеивается, дождь морщит кожу воды.

Еще один удар. Ближе. Портрет Бенджамина, заплясав, клонится набок. Я подскакиваю и успеваю подхватить его, не дав упасть с каминной полки.

Мы сидим рядышком, я сжимаю пальчики Тоби. Грохочет уже где-то за холмом, за Бэрроу-рок. Бело-голубой свет прорезает верхушки деревьев.

– Этого дождя нам не хватало, – говорю я.

– Но не грома.

– Нет, не грома.

Тоби напевает какую-то мелодию, и я в такт стучу нашими руками по колену и пою:

Быстрей тебя я в Шотландию вернусь,Но мы с моей любовью не встретимся опятьНа зеленых берегах Лох Ломонда.

Гром все тише, молнии сверкают где-то далеко. Мы поем «О Сюзанна» и «Сватовство лягушонка».

Дождь заканчивается так же внезапно, как начался. Небо проясняется, и луна сияет за длинным дымчатым облаком.

– Смотри. – Тоби показывает на берег за главным прудом – туда, где он сужается и сворачивает, исчезая.

– Там ничего нет.

– Это Плохой. Он пришел с Теснины.

Тоби прижимает руки к окну. Наклонив голову, всматривается вдаль сквозь запотевшее стекло.

– Плохих не существует. Я тебе об этом уже говорила. Это все фантазии. Это…

Я выдыхаю и беру его под локоток. Он напряжен, весь сжался.

– Алиса Плохих просто придумала.

Но это Алису я держу под руку, это глаза Алисы, округлившиеся от ужаса, смотрят на меня.

Ничего не случится, – бормочу я. – Здесь ничего нет.

Ее губы шевелятся, но ни звука не раздается. Нет, это не она – он изворачивается и высвобождает руку, уткнувшись острым локотком мне в грудь.

– Смотри. Точно как Алиса говорила.