Когда боги глухи

Инга быстро взглянула на него и чуть заметно улыбнулась: мол, говори-говори, но я-то знаю, что это не так.

– Я чувствую себя виноватой, – сказала она.

– При чем тут ты? – грубовато заметил он.

Инга отпила из бокала, невесело улыбнулась:

– Ты снял с моей души камень.

Павел Дмитриевич смотрел на Ингу Васильевну и спрашивал себя: действительно ли он любил эту женщину или прав был Иван Широков, сказавший ему, что у них с Ингой не любовь, а баловство одно? Почему ничего не всколыхнулось в его душе? А ведь было время, когда он ложился с мыслью об Инге и просыпался с тем же.

Молодая учительница ворвалась в его жизнь, перевернула ее и исчезла… Может, ее замужество убило его чувство к ней? Последнее время он редко вспоминал ее, а если и возникало перед глазами лицо, то прежней тоски не испытывал.

И вот она сидит перед ним, по глазам видно – чего-то ждет от него, но что он может сейчас сказать ей?..

И Ольмина тоже пристально вглядывалась в него, будто искала в нем прежнего Павла…

– Постарел? – спросил Абросимов.

– Время никого не щадит, – уклончиво ответила она.

– У тебя двое детей? – вдруг спросил он.

Она удивленно вскинула брови, улыбнулась:

– У меня два мальчика, муж хотел еще девочку, но я не решилась.

На этом разговор о ее семейной жизни оборвался, лишь вскользь заметила, что муж – военный моряк, капитан второго ранга.

– Ты редко стал улыбаться, – заметила она. – Или это я нагоняю на тебя тоску?

– Ну что ты, я рад нашей встрече…

И Вадим Казаков в последний свой приезд обозвал его сычом! А разве прежде он чаще смеялся? Еще Лида говорила, что его рассмешить невозможно… Он и сам замечал за собой, что даже в кинотеатре на кинокомедиях, когда весь зал заливается смехом, он сидит и недоуменно спрашивает себя: ну что тут смешного? Человек упал в лужу, получил от любимой девушки пощечину или надул кого-нибудь… Смеются, глядя на кадры «Фитиля», а чего там показывают смешного? Как промышленные предприятия губят рыбу в водоемах, руководители министерств устраивают межведомственные волокиты, как теряются на железных дорогах целые составы или ржавеет на фабриках ценная заграничная техника, купленная на валюту? Какой уж тут смех…

– Я очень изменилась? – негромко спросила она. Он хотел было сделать ей комплимент, дескать, ты еще выглядишь хорошо, но опять промолчал. Не так уж молодо выглядит Инга Васильевна, жизнь стерла с ее лица девичьи краски, вместо них наложила на бледную кожу тона и румяна.

Нет больше высокой девчонки с копной золотистых волос, вместо нее сидит напротив совсем другая, взрослая женщина – мать двоих детей, жена военного моряка. Наверное, и она видит перед собой другого человека, вот заметила же, что он стал хмурым…

– Можешь не отвечать, – сказала Инга. – И я другая, и ты не тот.

Опять промолчал: наверное, она права.

– Ну а то, что ты не умеешь притворяться, это даже хорошо… – произнесла она. – Хотя…

– Что «хотя»?

– Женщинам нравятся комплименты, даже когда они неискренние.

– Я это буду иметь в виду, – усмехнулся он.

– У тебя не получится, – вздохнула Ольмина. – Видно, ты разочаровался в женщинах.

«А кто в этом виноват?» – хотелось ему бросить ей в лицо, но он сдержался, промолчал.

– Теперь ничто меня не связывает с этим краем, – задумчиво произнесла она. – Дом – это была последняя ниточка…

«А я? – усмехнулся он про себя. – Выходит, я не был для тебя даже ниточкой?»

– Я тебя часто вспоминала, – сказала Инга Васильевна.

Он взглянул на часы и заметил:

– У меня в шесть совещание с профессорско-преподавательским составом пединститута.

– Да, ты ведь теперь босс, – улыбнулась она. Его слова задели Ингу за живое. Так же, как и его, когда она сказала про «ниточку».

– Не такой уж я большой начальник, – сказал он, разыскивая взглядом официанта. – Видишь, даже не могу отменить или опоздать на совещание.

– А тебе хотелось бы? – кокетливо взглянула Инга Васильевна на него.

– Когда ты уезжаешь? – спросил он.

– Кажется, меня здесь больше ничто не задерживает… – усмехнулась она.

– Если хочешь, я тебя провожу, – невозмутимо сказал он, подзывая официанта.

– У тебя персональная машина? – В ее голосе явственно прозвучала насмешка.

– Какое это имеет значение.

– Ну почему ты такой? – вырвалось у нее.

– Какой? – сделал удивленные глаза он.

– Не могла же я вечно ждать тебя?

– Ты счастлива? – спросил он.

– Да1 Да! – почти выкрикнула она ему в лицо. – У меня замечательный муж, чудесные дети!

– Я искренне рад за тебя, – впервые улыбнулся он. – Только не надо так громко кричать, что ты счастлива… Счастье – штука эфемерная, его можно и спугнуть.

– Ты, видно, спугнул свое, – жестоко заметила она.

«А может, это и к лучшему? – подумал он. – Был бы я счастлив с тобой, Инга?»

Они вышли из ресторана. Серые низкие облака лениво тащились над крышами зданий. С желтых сосулек срывались капли, они продолбили во льду неровные ямки. Неподалеку школьники побросали в грязный снег портфели, с разгону катались на поблескивающей сталью ледяной дорожке.

Она пристально посмотрела ему в глаза, что-то неуловимо прежнее плеснулось в них, но его это ничуть не тронуло.