Когда боги глухи

Рассуждения пятнадцатилетнего сына иногда поражали Вадима Федоровича: Андрей рассуждал, как взрослый. В его словах была железная логика, недетская убежденность в своей правоте. Ирина – в общем-то не вздорная женщина и, как говорится, за словом в карман не лезет – зачастую в разговоре с сыном становилась в тупик. Андрей считал, что она способная художница, он часто хвалил ее рисунки, но сам к этому делу не обнаруживал никаких наклонностей. А вот десятилетняя Оля с увлечением рисовала, в школе у нее были по рисованию отличные отметки. Оля любила старшего брата, он часто помогал ей по математике, в которой она плохо соображала. Разговаривал Андрей с ней, как с ровней, что девочке очень льстило, вообще, он умел со всеми находить верный тон. Вот только с хулиганами потерпел поражение! В душе Вадим Федорович был доволен, что жизнь преподнесла самоуверенному юноше наглядный урок. И радовался, что у Андрея возникла мысль заняться спортивной борьбой. Сам Вадим Федорович с детства мог постоять за себя, шрамы, оставшиеся на руках, лбу, правой щеке, напоминали ему об отчаянных схватках со сверстниками, да и сейчас он мог приструнить хулигана или распоясавшегося пьяницу. Если он одергивал бузотера, то тот, как ни странно, утихомиривался, – очевидно, по лицу Вадима видел, что тот не боится его. И жена говорила, что в таких конфликтных ситуациях – а он болезненно не терпел хамства – у Вадима лицо становилось жестоким, а серые глаза пронзительно-холодными. И потом, в Вадиме угадывалась сила, у него рост выше среднего, широкие плечи, крепкие кулаки.

Андрей тоже будет рослым, сильным парнем с широкой костью, хотя сейчас он худощав и долговяз.

Он поставил машину у тротуара, Петя Викторов, что-то шепнув Андрею, убежал домой, а отец и сын присели на скамью в сквере напротив их дома. Глаз у сына совсем заплыл, губа отвисла, на кого же он сейчас похож?

Андрей, по-видимому, почувствовал настроение отца, улыбнулся, и, облизнув губы, заметил:

– Это первая драка в моей жизни… Не то чтобы я растерялся или перепугался, но когда тебя бьют по физиономии – очень неприятная штука! Во мне поднялось дикое желание свалить их на асфальт и пинать ногами! Недостойное желание… Их удары попадали прямо в цель, а мои кулаки летали по воздуху. Одного я, наверное, случайно задел по скуле. И главное – я чувствовал себя беспомощным!

– Я рад, что ты займешься боксом или самбо. Настоящий мужчина должен уметь постоять за себя… Что может быть отвратительнее, когда в общественном месте распояшется хам, а мужчины делают вид, что ничего не замечают!

– Где-то я прочел, что добро тоже должно быть с кулаками, – раздумчиво проговорил сын. – Наш учитель физкультуры говорил, что у меня длинные руки и хорошая реакция, а это немаловажно для боксера.

– Бокс так бокс, – улыбнулся отец. – Я в училище попробовал, но…

– Тебя демобилизовали, – подсказал сын.

– Бокс – штука жестокая, – продолжал Вадим Федорович. – Может, все-таки лучше самбо?

– Я не собираюсь становиться профессиональным боксером. Из меня Мухаммеда Али не получится, но до первого разряда я дотяну, кровь из носа! – твердо сказал Андрей.

Откуда-то появилась Оля с хозяйственной сумкой, она что-то напевала себе под нос. Приблизившись к ним танцующей походкой, остановилась напротив и, явно подражая матери, певуче произнесла:

– Вы что тут на скамеечке замышляете против нас, женщин? – Тут она заметила синяк под глазом брата и уродливую багрово-синюю губу. – Господи, никак под машину попал? Или свалился откуда-нибудь?

Вадим Федорович отметил, что дочери даже в голову не пришла мысль о драке.

– На меня кирпич сверху упал, – сказал Андрей.

Брат и сестра совсем не похожи: он – темноволосый, светлоглазый, с удлиненным лицом, прямым носом, черными бровями вразлет, а она – светленькая, круглолицая, с маленьким ртом, большими темными глазами. Наверное, будет высокая, статная, а пока просто длинная, нескладная девчонка с тонкими ногами-руками. Характер у нее легкий, веселый, никогда не унывает. Сидя в кабинете, Вадим Федорович часто слышит ее звонкий голосок во дворе, где девчонки играют в классы, дома она тоже не скучает: шьет платья своим куклам, вырезает из «Огонька» иллюстрации и наклеивает на толстые листы ватмана, которые выпрашивает у матери. Но чаще всего рисует цветы, разных рыб и ящериц. Свои рисунки охотно раздаривает подружкам.

– Меня мама научила никогда не ходить близ домов, – нравоучительно заявила она. – Сверху всегда какая-нибудь гадость может упасть на голову. Надо ходить по самому краю тротуара – тогда ничего с тобой не случится. Весной одному дяденьке на Суворовском проспекте упала на шляпу сосулька…

– Слышали, – остановил этот поток словоизвержения Андрей. – Шляпа цела, а беднягу с оркестром похоронили.

– Он же не фараон, чтобы его хоронили с женами, слугами и музыкантами, – блеснула Оля сведениями, почерпнутыми из учебника по древней истории.

– Какая у нас растет филологиня! – ухмыльнулся Андрей. То, что появилось на его исказившемся лице, никак нельзя было назвать улыбкой.