Когда была война (СИ)

Косынка мелькала в воздухе маленьким белым парусом. Андрей поднял руку, защищаясь от Любушкиного гнева.

- Люб... Люба! - сквозь смех говорил он. - Ну хватит! Люба! Я и так раненый! Ну Люба!

Люба окинула его хмурым взглядом и принялась повязывать платок обратно на голову. Её тёмно-русые волнистые волосы блестели глянцем в солнечном свете, в прядках вспыхивали яркие искорки, а в больших, опушенных длинными ресницами серых глазах плескалось недовольство.

- Да ладно тебе, сестричка, - вступился за Андрея кто-то из солдат. - Не просто так же бегал, вишь, животное спас. Да и не опоздали мы.

Люба хмыкнула и деланно безразлично отвернулась. Полуторка зафырчала мотором, затряслась по ухабистой просёлочной дороге и свернула к шоссе. Филимон высунул мордочку из расстёгнутой гимнастёрки и замяукал, забарахтался что было сил. Андрей погладил его пальцем и миролюбиво сказал:

- Смотри, какой красавец! Ты ему нравишься. Ну посмотри!

Госпиталь был забит до отказа. Сновали по широким коридорам врачи, хлопали двери, где-то надрывался телефон. В фойе у росшей в большой кадке раскидистой пальмы толпились несколько человек в коричневых больничных палатах. Врач осмотрел рану Андрея, промыл каким-то желтым раствором и определил его в восемнадцатую палату - для лёгких.

- И скоро меня выпишут? - поинтересовался Андрей, натягивая гимнастёрку.

Врач что-то записал в карточке и сунул её в папку.

- Недельки две, думаю. Может, три. Посмотрим, как рана будет себя вести.

- Как через две? - оторопел Андрей. - Нет, товарищ военврач, так не пойдёт! Это получается, ребята на Берлин пойдут, а я тут валяться на койке буду?!

- Что поделать, - развёл руками врач. - Придётся поваляться. Раненым воевать вас никто не возьмёт.

Андрей хотел было снова возмутиться, но тут из шинели, в которую он укутал Филимона перед тем, как войти в госпиталь, послышалось приглушённое мяуканье. Врач встрепенулся, вскинул глаза и обвёл кабинет взглядом сквозь толстые линзы круглых очков.

- Это ещё что? Животное в помещении?

Андрей неопределённо пожал плечами, схватил шинель с котёнком внутри и поспешил ретироваться. Незнакомая медсестра провела его по коридору, несколько раз свернула направо и поднялась по широкой бетонной лестнице на второй этаж.

- Вот восемнадцатая, - мило улыбнулась она.

Андрей кивком поблагодарил её и вошёл в выкрашенные синей краской двойные двери. Помещение было сплошь заставлено койками, на обклеенной узорчатыми обоями стене висел портрет Сталина. Худой мужичок с перебинтованной рукой смолил папироску у окна, выпуская в дышащее апрельским теплом пространство струйки сизого горького дыма, а росший напротив платан шелестел нежно-зелёной листвой. Паркетный пол покрывал ворсистый ковёр.

- О, новенький, - приветствовал он Андрея. - Откуда пожаловал?

- Тысяча сто седьмой стрелковый, - ответил тот.

Филимон снова замяукал. Несколько солдат подняли головы, один оторвался от книги и с интересом посмотрел на Андрея.

- У тебя там что, кот?

Андрей растерянно кивнул и вынул Филимона из шинели. Тот радостно запрядал ушками и издал тоненькое писклявое "мяу" - будто здоровался со всеми.

- Какой хороший! - умилился кудрявый юноша с перебинтованной головой, представившийся Иваном, и протянул к нему руку. - Можно погладить?

Через час историю спасения котёнка знали все. Ребята достали кто что из личных запасов еды - кто хлеба, кто колбасы, кто сушёного мяса - и Филимон с аппетитом принялся уминать угощения. Вокруг него собралось не меньше десятка человек, и каждый норовил его погладить или потрепать за ушко.

- Теперь он не просто котёнок, а боевой котёнок, - с улыбкой сказал Иван. - Так сказать, сын полка!

Медсёстры, увидав котёнка, принялись возмущаться: не положено, мол, животному находиться в лечебном заведении, заразу разносит! Блохонос, мол! Даже пытались отобрать его, но Андрей спрятал котёнка за спиной и, насупившись, грозно надвинулся на медсестру - грузную женщину средних лет с курносым носом, дряблыми красными щеками и массивным вторым подбородком.

- Никакой он не блохонос! И заразу не разносит! Если его выкинуть вздумаете, то и я с ним пойду, а не отдам!

- Ишь ты! - усмехнулась та. - Защитничек кошачий! Давай сюда, говорю!

Она навалилась на Андрея, пытаясь вырвать котёнка из его рук. Животных она явно не любила. Но забрать Филимона ей не позволили: встали на его защиту всей палатой, и медсестра, недовольно поджав губы, всё же сдалась и разрешила оставить, предупредив, что знать о нём никто не должен, иначе нагоняй получат все. И солдаты, и котёнок, и она сама. А Филимон беззаботно скакал по койке в попытках поймать солнечный зайчик, и перепалка его, по всей видимости, ничуть не волновала. Он стал отдушиной, маленькой радостью для уставших, измотанных бесконечными боями солдат, и даже не подозревал об этом.