Когда была война (СИ)

Даша проснулась с рассветом от режущей боли в животе. Затылок невыносимо ломило, всё тело ныло от долгого лежания на жёстких деревянных нарах. Она кое-как сглотнула и приподняла голову. В глазах потемнело. Горло царапало, нестерпимо жгло - уже четвёртый день - но она никому об этом не говорила. Язык распух и стал похож на губку, заполнил весь рот, мешая дышать.

Даша знала, что заболела - может быть, воспалением лёгких, а может, и чем-то другим, но молчала. Болезнь означала отправку в ревир, где её ждёт неминуемая смерть. А она хотела жить. Потому что скоро за ней придёт папа.

Она с трудом села, натянула на плечи драное стёганое одеяло, что два месяца назад выменяла у какой-то женщины на порцию супа из брюквы, и осмотрелась. Что-то было не так, но Даша никак не могла понять, что именно. Перед глазами стелилась пелена, в ушах стучало. Она сползла со своего верхнего яруса и без сил повалилась на мёрзлый земляной пол.

На нижнем ярусе лежала женщина - та самая, которая раньше спала рядом с Дашей. Остановившийся мутный взгляд смотрел в потолок, рот приоткрылся, обнажая редкие, сплошь источенные кариесом кривые зубы. Худые руки, похожие на обтянутые кожей кости лежали на груди, в скрюченных пальцах был зажат маленький нательный крестик.

Даша, ни секунды не колеблясь, стянула с неё робу. Она всё равно умерла, какая ей теперь разница, а живым нужно греться. Кожа её была ледяной, тело закоченело. Наверное, в самом начале ночи умерла, вот и успела остыть. Даша равнодушно посмотрела на её лицо, натянула на себя рубашку с красным треугольником на кармане и снова накинула одеяло. И только тут поняла, что же было не так - тишина. Она наполняла их холодный, продуваемый всеми ветрами барак, расползаясь по углам, она казалась неестественной, ненастоящей, как в страшном сне. Ведь здесь никогда не бывает так тихо.

Она осторожно, стараясь не шуметь и замирая от каждого шороха, прокралась ко входу. Ни неумолчного лая овчарок, ни грозных окриков эсэсовцев, ни обычного воя сирены. Апельплатц пустовал. Ветер раскачивал лампу над входом в помещение администрации, и та громко скрипела проржавевшей цепью.

Никого.

Из соседнего барака кто-то выглянул, но тут же юркнул назад. Даша тоже прикрыла створку ворот. Куда это подевались все немцы? Просто исчезли? Ушли? Но почему?

Она снова выглянула. Кирпичные постройки и дома безразлично взирали на неё своими узкими глазами-окнами и молчали. Даша нерешительно вышла наружу и остановилась, кутаясь в одеяло. Непривычная тишина пронзала лагерь насквозь. Она оглушала. Над головой висело хмурое серое небо, тяжёлые свиноцовые тучи грозили вот-вот разразиться дождём. Даша закашляла, прижав обе ладони к груди: ей казалось, что там, внутри, что-то разрывается. Боль была настолько сильной, что в ушах начинало звенеть.

Люди понемногу выходили из бараков и смотрели друг на друга с немым вопросом и страхом в глазах. Где немцы? Что сейчас будет? Они приняли решение убить всех разом, и поэтому покинули территорию лагеря? Что происходит?

Откуда-то донеслись голоса, топот ног. Даша обернулась и застыла. Она была уверена, что увидит эсэсовцев, но вместо них прямо к ним направлялись другие люди. В другой форме. Она сделала шаг назад и прижалась спиной к дощатой стене барака. Неизвестно, чего нужно ожидать от этих людей; а вдруг они ещё хуже немцев?

- Это наши! - хрипло закричал кто-то. - Наши! Русские!

- Красная Армия!

- Наши!

Солдаты с изумлением и ужасом озирались вокруг, распахивали ворота бараков, входили внутрь. Даша всё так же стояла у стены и наблюдала за происходящим. Красная Армия. Они наконец-то пришли. Только вот как реагировать, как себя вести Даша не знала - она настолько привыкла к лагерным правилам, к эсэсовскому распорядку, что просто боялась что-то делать, и поэтому только смотрела.

Солдат становилось всё больше. Заключённые бежали к воротам, через которые их каждый день водили на каторжные работы под музыку оркестра, и Даша побежала вслед за ними. Если все идут туда, значит, можно.

Ещё издали она увидела танк. Он, громко скрипя гусеницами и ревя мотором, ехал прямо на закрытые на цепь ворота. Кованые металлически створки не выдержали и с грохотом рухнули на подёрнутый тонким слоем льда асфальт. Заключённые ликовали. Они кричали, прыгали, из последних сил ковыляли прямиком к танку, падая и снова поднимаясь, хватали солдат за рукава. Но большинство узников всё так же оставалось в бараках, потому что не могли не то, что дойти сюда, но даже и просто подняться с нар - от недостатка сил.

Один из солдат со слезами на глазах протянул кому-то ломоть хлеба. Человек упал на колени и дрожащими руками принял подарок, а потом сел на землю и жадно впился в него зубами.

И тут Даша увидела его. Папу. Он шёл по дорожке, оглядываясь вокруг и заложив руки за спину, а за ним спешили двое солдат с автоматами. Папа о чём-то переговаривался с другим мужчиной, что шагал с ним рядом. На них обоих были надеты фуражки - значит, они офицеры.