Когда была война (СИ)

Немцы дали ей прозвище "русская волчица" за меткость стрельбы. За её поимку даже обещали хорошее денежное вознаграждение, что доставляло ей особое удовольствие. Правильно, пусть боятся! Потому что живой она им в руки никогда не дастся, будет до последнего вздоха, до последнего удара покрытого уродливыми шрамами сердца убивать их - безжалостно, чётко, твёрдой рукой нанося удар за ударом. И пусть называют её как хотят: волчицей, фрау с автоматом, призраком, как это было в крепости - сути это не изменит. Она станет палачом, карателем для каждого из них.

Сердце подпрыгнуло в груди, между рёбер больно кольнуло, и Лиза остановилась на минуту, чтобы отдышаться. В груди разверзлась бездонная чёрная дыра, горло будто сдавили тисками, и ей понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Вспоминать о первом дне войны до сих пор было больно и страшно. Страшнее, чем воевать на передовой.

Лиза давно уже провела черту в своей жизни, отделив "до" и "после", всеми силами пытаясь вытеснить воспоминания о "до". Но порой они врывались в сознание настырными непрошеными гостями и принимались раздирать её на части, а она ничего не могла с этим поделать, потому что они составляли часть её жизни. Потому что тогда, в тот роковой день она родилась заново - без своего на то желания. Наивная романтическая девчонка по имени Лиза Левицкая, молодая жена Вадима Левицкого, погибла 22 июня 1941 года, а на её место пришла лейтенант Елизавета Фабиш - молчаливая женщина с жёстким взглядом и не терпящим возражений, твёрдым и холодным, как сталь, характером.

В какой именно момент она изменилась, став такой, Лиза не знала, да и не хотела знать. Однако злость начала разгораться в ней ещё тогда, в Бресте, когда вслед за супругом на её глазах погибла и сестра. Штурм продолжался долго, и Лиза сражалась наравне с мужчинами, до последнего защищая Брест, а когда немцы всё-таки взяли крепость, успела укрыться вместе с Лидой в подвале одного из уцелевших домов. Уходить вместе с другими женщинами и детьми она просто отказалась.

- Я не буду позорно бежать, - заявила она, глядя в глаза командиру. - Я не пойду добровольно к ним. Чтобы меня пленить, им сперва придётся меня убить.

- Отчаянная ты деваха, - вздохнул командир. - Только все мы тут смертники, и выбора жить или умереть у нас нет.

Лиза решительно передёрнула затвор винтовки. В зелёных глазах полыхнул огонь.

- Зато есть выбор, как умереть: трусливо, в плену, или как настоящий солдат.

Он тяжело похлопал её по плечу и, повернувшись к солдатам, обвёл их усталым взглядом из-под густых чёрных бровей.

- Держать оборону до последнего. Это приказ.

Они расположились в разрушенных взрывами казармах. Боеспособных солдат оставалось всего шестеро, ещё четырнадцать были ранены. Остальные погибли. Ребята подтащили к окну пулемёт, заправили последнюю ленту на двести пятьдесят патронов и затаились. Лиза зажмурилась на мгновение. В голове обрывками тумана ползали смазанные мысли: господи, не дай умереть, защити, помоги.

Она никогда не верила в бога, но сейчас просто не знала, на кого надеяться и кого просить о помощи. Первые несколько дней их маленький отряд ещё ждал подкрепления, верил, что вот-вот им на подмогу отправят авиацию, артиллерию или танкистов, безостановочно посылали радиозапросы в главный штаб. "Я крепость, жду подкрепления! Я крепость, жду подкрепления!" Но там молчали, будто каждый запрос уходил в вязкую, как трясина, тишину. Воды не было, еды тоже, и они держались из последних сил, но все, как один, знали: сдаваться нельзя. Нельзя выходить с поднятыми руками. И пусть крепость и окружена со всех сторон, они несмотря ни на что верили, что подмога уже в пути.

Лиза сжала ствол винтовки так, что побелели костяшки пальцев, и глубоко втянула носом воздух. Командир прав: все они тут смертники.

Сперва в крепость вошли танки, за ними с автоматами наперевес шли солдаты. Холёные, в новой без каких-либо дыр форме, с полными воды фляжками на поясах. Лиза подобралась к окну и прицелилась. Отдача больно ударила в плечо, заставив отшатнуться назад. Она перезарядила винтовку и снова выстрелила. Перезарядила, выстрелила. Перезарядила, выстрелила. Рядом с шипением строчил пулемёт.

К окнам подполз один из раненых и дёрнул Лизу за юбку. Она вздрогнула и обернулась. Он протягивал ей гранату-"лимонку" на раскрытой ладони и улыбался растрескавшимися губами. По лицу градом струился пот и смешивался в потёками высохшей бордовой крови.

- На, сестрёнка, - прошептал он. - Если что... войдут сюда... ты нас не жалей. Права ты, лучше так, чем в плен...

Немецкие пули со свистом били по стенам, и на пол сыпалась мелкая кирпичная крошка. Лиза взяла гранату, перебежала, пригнувшись, на другую позицию - тут её могло зацепить рикошетом - и снова прицелилась. Бабах! - и очередной немец свалился на брусчатку, подмяв своим телом пробивающуюся сквозь стыки сорную траву.

- Толково шмаляешь! - выкрикнул пулемётчик. - Прямо точно по цели, без промаха!

Лиза гордо вскинула голову.

- Я дочь полковника Строкина.