Когда была война (СИ)

Нина Михайловна лично дала Иде задание: принимать ухаживания немцев, встречаться с ними, гулять, ходить в рестораны, и при этом держать глаза и уши открытыми. Ценной и важной была абсолютно любая информация, которую только удавалось заполучить, и Ида старалась изо всех сил. Она передавала командирше всё, что видела и слышала, до мельчайших подробностей пересказывала разговоры, описывала любое совершённое немцем движением. Нина Михайловна всегда внимательно выслушивала её и непременно благодарила за «хорошую информацию».

Ида гордилась собой. Она не сидит сложа руки, она борется с нацистской заразой, она помогает, вносит свою лепту в общее дело! Вот только чуть ли не весь город считал её предательницей. Не раз и не два Ида слышала в свой адрес оскорбления. Её называли немецкой подстилкой и шлюхой. Ей с презрением плевали вслед. А однажды даже измазали дверь квартиры грязью и разбили камнем окно.

– Ну ничего, – утешал её Димка. – Всему своё время. Вот узнают они потом всю правду, и им будет так стыдно, что даже глаз на тебя поднять не смогут! Попомни моё слово!

Публика наблюдала за ней, затаив дыхание. Ида знала, что выглядит великолепно, и с наслаждением отдавалась танцу. Яркий свет софитов слепил глаза, и она почти не различала лиц – они сливались в одно общее бесформенное пятно и расплывались в тусклом мареве, что плотной пеленой окутывало прокуренный зал. На круглых столах, покрытых белыми скатертями столах громоздились горы посуды, сверкали тонкими гранями хрустальные бокалы для вина и натёртые до блеска приборы. А за высокими сводчатыми окнами кабаре спала Феодосия – многострадальный древний город.

Никогда и ни за что на свете Ида не призналась бы ни себе, ни кому-либо другому, что получается удовольствие от внимания. Да, ей нравились те восхищённые взгляды, что она видела, нравились комплименты. Она делала вид, будто всё это донельзя раздражает её и при каждом удобном случае демонстрировала презрительное высокомерие к любому, даже самому незначительному комплименту, но стоило ей только выйти на сцену, как она окуналась в океан обожания. И это не могло не нравиться – она понимала, что действительно красива, как сказочная фея, как сказал однажды в порыве чувств Маркус фон Вайц.

Танец шоколадницы смущал Иду своей откровенностью, но он был неизменным фаворитом публики и всегда вызывал бурные овации. Именно за него Ида и получила прозвище «Фройляйн Шоколад», которое быстро к ней прилепилось и неимоверно раздражало. Ну какой она шоколад, в самом деле?! А уж тем более какая из неё фройляйн!

– У вас шоколадные глаза, фройляйн Ида, – пылко уверял её Маркус. – Вы вообще сладкая, как шоколад. Вы страстная, нежная и загадочная. Я никогда не встречал такой девушки, как вы, фройляйн Ида…

Он был влюблён в неё, как школьник – такой же наивной, чистой и быстропроходящей любовью, основой которой было обычное плотское желание. Маркус делал всё, чтобы заполучить её. Не раз и не два Ида находила на пороге своей квартиры букеты белых роз, а как-то раз он даже пробрался к ней в комнату через окно. Скольких трудов ей тогда стоило его выпроводить!

После этого случая она намеренно не разговаривала с ним целую неделю и, едва только увидев его, напускала на себя ледяную холодность, а он продолжал закидывать её цветами. Каждый вечер в гримёрку приносили шикарные букеты с полными слов любви открытками, жестяные коробки с шоколадными конфетами, духи, заколки, перчатки, шляпки и милые пустячки вроде игрушек или статуэток. Подарки Ида охотно принимала, но продолжала держать Маркуса на расстоянии – ей нравились его ухаживания, но не он сам.

Листовничая называла фон Вайца «ценным кадром» и велела ни в коем случае не терять с ним контакт. Чем он был ценен, Ида не понимала, да и в чинах и званиях разбиралась плохо, а уж в немецких и подавно. Поэтому когда командирша спросила её о звании кавалера, Ида растерялась.

– Не знаю…

Листовничая задумчиво посмотрела на неё и прищурила правый глаз – как всегда, когда была чем-то недовольна или раздражена.

– Петлицы у него какие? – потребовала она. – А погоны?

– Петлицы?.. – ещё больше растерялась Ида и опустила глаза. Её испугал внезапный выпад Листовничей. – Ну, такие… с серебристой нашивкой, а погоны как косичка.

Командирша хмыкнула, выбила из помятой пачки с немецкими надписями папиросу и чиркнула спичкой. Некоторое время она молча курила, смотря в стол и выпуская через ноздри густой серый дым. Он щекотал горло и Иде жутко хотелось закашляться, но она сдерживалась. В комнате повисла какая-то неудобная тишина.

– Погоны как косичка, – вздохнула Листовничая. – Нашивка серебристая. Это ты, Идка, молодец. У них у всех нашивки серебристые да погоны косичкой заплетены.

И засмеялась – натянуто, неестественно. Ида сжала руки на коленях.

– Ну, у него в одной петлице четыре квадратика, а в другой знак СС, я его знаю. А погоны… правда косичкой.

Листовничая глубоко затянулась и раздавила недокуренную папиросу в пепельнице.