Когда была война (СИ)

Через неделю командир расположившегося неподалёку пехотного полка, сам волнуясь, как первоклашка на линейке, расписал их и с торжественным поздравлением вручил свидетельство о браке.

– Я это… – кашлянул он и неловко поправил фуражку. – Первый раз расписываю молодожён! Волнительное дело, однако!

Андрей пробежал глазами по строчкам. Почему-то не верилось, что он теперь женат. Причём женат на медсестре из их полковой медсанчасти.

Но он ни капли не жалел о принятом решении. Чем дольше он смотрел на Любу, тем сильнее его душу захватывало невольное восхищение, и он поражался, как же мог не замечать эту девушку раньше. Нет, она не была красавицей, но обладала чем-то таким, что привлекало, тянуло, манило. Манило удивительной загадочностью, которая скрывалась в очаровательной, непосредственной простоте.

Люба была прелестной. Чудесной. Такой, каких тысячи, но всё же единственной. Восхитительной простушкой.

В тот же день они щёлкнули фото на память. Андрей попросил фотографа сделать два экземпляра, один из которых в тайне от молодой супруги отправил Ульяне. На обороте он специально указал не настоящую дату, а полугодичной давности, и коротко приписал: «Прости. Не решался тебе сказать. Но ты сама решила проблему».

Ему нисколько не было стыдно за свой поступок, ведь он действительно влюбился в Любу за ту короткую неделю, которую они считались женихом и невестой.

Ещё Андрей отправил письмо в Свердловск, матери. «Дорогая моя мамочка! – аккуратно вывел он трофейными чернилами на тетрадном листочке. – Я возвращаюсь домой с женой и котёнком!»

***

Поезд стучал колёсами, протяжно свистел и нёсся сквозь чёрную непроглядную тьму. Снопы паровозных искр стелились по покрытой мраком земле, путались в траве и гасли, царапали металлические бока эшелона. Мимо проносились бурно поросшие высокой травой косогоры, леса, поля, деревеньки, мелькали иногда вдали размазанные огни городов.

Андрей поднялся с расстеленной на соломе плащ-палатки и зашарил вокруг себя в темноте, ища фляжку с водой. Пальцы наткнулись на что-то холодное и металлическое. Кружка, – догадался Андрей.

– Ты чего не спишь? – спросил сзади сонный девичий голос.

– Попить встал, – шепнул Андрей. – Ты спи, спи.

Он наконец нашёл фляжку, впотьмах отвинтил пробку и глотнул прохладную свежую воду.

Уже четвёртые сутки они ехали на Восток. Домой. Им с Любой, как молодожёнам, позволили ехать в отдельном вагоне. Берлин пал, оставшиеся в живых немецкие генералы безоговорочно капитулировали, признав за русскими победу. В тот день, когда объявили об этом, Берлин ликовал. Не немцы – Красная Армия. Немцы наоборот в страхе попрятались по домам. Солдаты с громкими радостными воплями вовсю палили из автоматов и плясали прямо посреди заваленных обломками, разрушенных улиц. И Андрей с Любой радовались вместе со всеми – правда, в госпитале, а не в немецкой столице.

Но оставить свои подписи на Рейхстаге они всё же успели – после того, как Андрея, наконец, отпустили из госпиталя. Они с Любой до самой полуночи бродили по Берлину, взявшись за руки и счастливо улыбаясь друг другу. Филимон спокойно сидел за пазухой. Сперва его напугали выстрелы, он несколько раз пытался убежать, до крови царапая руки, а потом крепко уснул.

«Я люблю Любушку», – написал Андрей куском угля на мощной колонне у главного входа в святая святых уже несуществующего Третьего Рейха. Люба заливалась весёлым серебристым смехом за его спиной, потом отобрала уголёк и нацарапала чуть ниже: «А я люблю Андрея». Андрей подхватил её за талию.

– Душа моя! – воскликнул он. – Родная!

Жить хотелось до одури, до крика, рвущегося из дважды раненой груди. Воздух Берлина пьянил, тянул глянцево-зелёный лист старый, чудом не сгоревший платан. Хотелось оставить, наконец, позади войну.

«Мы скоро вернёмся домой», – написали они, вместе держа уголёк.

И вот они едут домой. Германия давно осталась позади, и теперь перед ними раскинулась необъятная родина.

Андрей вернулся к жене, обнял её и крепко прижал к себе. Люба тихонько вздохнула, провела пальцами по его гладко выбритой щеке, звонко чмокнула в губы. Он ощущал её дыхание на своём лице, и сердце сладко-сладко сжималось. А ведь это Ульяну стоит благодарить за внезапно свалившееся ему на голову счастье! Если бы не она и её лётчик, он бы так и не заметил прекрасную девушку по имени Любовь рядом с собой.

– Дурак ты, Лагин, – тихо засмеялась Люба. – Улыбаешься чего-то сам себе. Я когда тебя впервые увидела, так сразу и подумала: дурак какой-то.

– Почему сразу дурак? – картинно надулся Андрей и, перевернувшись на спину, скрестил руки на груди. – Я не буду с тобой разговаривать, ты обзываешься!

– Вот потому и дурак. – Люба приподнялась на локте. – Но почему-то понравился ты мне тоже сразу.

– Это потому ты меня косынкой била? – засмеялся Андрей.

Откуда-то из темноты замяукал Филимон, и через секунду Андрей ощутил на своём животе его тонкие лапки. Он нагло прошёлся по нему, залез между ними с Любой и улёгся спать.

Ангел Соня