Введение еще одного соседа, будь он, например, плотником, а не крестьянином, усложняет этот сценарий. Плотник может умереть с голоду, ожидая двойного совпадения желаний, или того, что свинопасу понадобятся стол и стулья, достойные его свиньи. Добавление горшечника, которому нужны яйца, и птичника, которому нужен сарай, потребует такого усовершенствования торговли товарами и услугами, что оно каким-то образом включит и плотника, которому, в свою очередь, требуется набор керамической посуды. Более беспокойный аналог этой ситуации можно найти в одном эпизоде классического телесериала «Чертова служба в госпитале Мэш» — комедии положений 1970-х годов, действие которой происходит в передвижном армейском госпитале во время Корейской войны. В одной из серий мы наблюдаем за мучениями армейского хирурга Пирса «Ястребиного Глаза» в исполнении Алана Алда, который умоляет заменить его поврежденный ботинок[165]
. Однако ни один из его товарищей в лагере не продает Ястребиному Глазу запасной ботинок, поэтому он пытается обратиться за помощью к сержанту-снабженцу. Но сержант отказывается сотрудничать с ним, поэтому доктор с замерзшими пальцами спрашивает его, не хочет ли он чего-нибудь, что могло бы ускорить выполнение приказа? Действительно, у сержанта болит зуб, поэтому хирург обещает найти дантиста в обмен на новый ботинок. Однако местный дантист сделает одолжение Ястребиному Глазу только в обмен на увольнительную в Токио, тогда как командир Ястребиного Глаза не подпишет ее, если как-нибудь не успокоит разгневанную старшую медсестру больницы. Она в свою очередь сменит гнев на милость только в том случае, если Ястребиный Глаз раздобудет праздничный торт для ее раздосадованного парня. Итак, Ястребиный Глаз должен заключить сделку с ротным писарем, готовым обменять торт на свидание с одной из медсестер. Впрочем, она может согласиться на свидание только в том случае, если Ястребиный Глаз найдет ей фен. Единственный же фен принадлежит капралу-трансвеститу, который не желает ничего иного, кроме как увольнения из армии по восьмому разделу[166]. Для этого его бумаги должны подписать три врача, но Ястребиный Глаз может убедить только одного из них. Это рушит всю схему множественных совпадений желаний, и Ястребиный Глаз так и не получает нового ботинка[167].Такие веб-сайты, как Craigslist.org и Barteronly.com, которые сегодня облегчают обменные транзакции, были немыслимы в Греции времен Аристотеля или в Корее времен Ястребиного Глаза. Греческий философ мог только догадываться о том, что введение денег в бартерную экономику создаст, как мы сейчас сказали бы, жизнеспособные варианты с наименьшими транзакционными издержками. Если бы каждый в обществе согласился бы на обмен, основанный на каком-либо одном товаре, тогда все могли бы продавать свои товары желающим и использовать полученные деньги для покупки всего, что им нужно. Такие различающиеся товары, как виноград и свинина можно было бы оценивать в одной валюте, избегая неудобств оценки винограда через свиней на этой неделе или же яиц через табуретки на следующей неделе. Аристотель считал, что денежная экономика предлагает более разнообразные и более лучшие возможности при наступлении жизненных трудностях. Так, рынок не всегда гарантирует наличие свиньи для крестьян А или В, но тот, кто предусмотрителен, не запасает кислый виноград или тухлые яйца, а может приберечь товарные деньги до следующего раза. Аристотель называл это «гарантией будущего обмена», что было воистину мощным прозрением[168]
.Простота аристотелевского объяснения происхождения денег очень соблазнительна, что, впрочем, не делает его идею верной. Некоторые современные исследователи отмечают, что бартер в качестве единственного средства торговли внутри общества встречается исключительно редко (если вообще когда-либо встречается). Особенно трудно поверить в истории о бессловесном бартере, как, например, в очаровательном рассказе Геродота о карфагенянах, которые выкладывали свои товары на африканском побережье, садились на свои корабли, зажигали сигнальный дым и ждали прибытия местных жителей с золотом. Карфагеняне оставались на некотором расстоянии от берега до тех пор, пока их не устраивало количество слитков, предложенных в обмен, после чего каждая сторона, в свою очередь, забирала свои товары, никогда не вступая в прямой контакт с другой. Геродот задумчиво заключает, что в ходе этих обменов никто никогда не был обманут[169]
. Такая примитивная экономическая система кажется в высшей степени романтизированной, мало чем отличаясь от современного мифа о коренных американцах, якобы обменявших Манхэттен на горсть бисера, что поныне воспевается в различных средствах массовой информации (рис. 3.2)[170].