Когда говорит кровь

Бывшие солдаты сникли. Они уже были готовы уходить, как со связки бревен поднялся Кирот Энтавия. Отставной фалаг чуть вразвалочку подошел к надсмотрщику, оказавшемуся почти на голову его выше, и, смерив того взглядом снизу вверх, проговорил:

– А ты что-то имеешь против армии, смугляшка?

– Имэю и много.

– Дай ка угадаю, солдаты зажарили на костре твою любимую овечку?

– Нет,– мефетриец отодвинул край своей шерстяной накидки, показав старое рабское клеймо и висевший на серебряной цепочке кулон вольноотпущенника. Взяв свисток, он издал пронзительную трель и ухмыльнулся. Позади него начали появляться такие же смуглые мужчины в соломенных шляпах и коротких шерстяных накидках поверх серых туник.

– Ну вот и устроились на работку,– еле слышно прошептал Мицан, подбирая с земли камень.

Посмотрев на друга, Скофа последовал его примеру. В его руку сам собой лег кирпич. Но бывший фалаг, казалось, не замечал выходящих из палаток людей с дубинками. Нагло улыбнувшись, он подошел почти вплотную к надсмотрщику, сплюнув ему под ноги.

– За бунт клеймо получил?

Надсмотрщик недобро скривился. Людей за его спиной становилось все больше. Уже почти два десятка мужчин поигрывали дубинками, некоторые из которых были окованы бронзой.

– Счэтаю до трэх, чтобы ты и твои живодэры в красных трэпках свалили на хер с моего участка. Раз. Два…

– Так я и думал. Эй, мужики, у нас тут рувелитская банда нарисовалась! А ну бей этих скотов!

Дубинка метнулась к голове бывшего фалага, но тот проворно увернулся, а затем ударил в живот главного надсмотрщика. Издав булькающий звук, тот свалился к ногам Энтавии, тут же получив смачный удар сапогом в челюсть. Словно по призыву боевого рога, все ветераны повскакивали со своих мест.

– Бей рувелитов! – взревели два десятка глоток.

Тут же в явно не ждавших подобного отпора мефетрийцев, полетели кирпичи и камни, а следом налетели солдаты.

Скофа бил, укорачивался от палок, снова бил, пропускал удары и вновь бил и бил. Привыкшие к покорным, скованным цепями и страхом людям, что на удар могли ответить лишь мольбой или приглушенной бранью, надсмотрщики сами становились легкими жертвами для мужчин, отдавших двадцать лет войне и битвам. Их дубинки обращались против них самих, легко переходя в руки ветеранов, а камни и кирпичи, коих тут было в достатке, превращались в грозное оружие. Не прошло и пары минут, как между палатками лежало два десятка окровавленных и стонущих людей, над которыми возвышалась дюжина тяжело дышавших ветеранов. Единственный, кто так и остался сидеть, был Шантаро Цаги. Бывший снабженец тихо поскуливал и что-то причитал на джасурике, обхватив голову руками.

– Надо бы их обыскать. У таких сволочей всегда серебро имеется! – предложил один из ветеранов, запустив руку под тунику распластавшегося надсмотрщика, вверх соломенной шляпы которого был смят и стремительно набухал от крови.– Вот херня, пусто!

– Ну точно рувелитские недобитки,– произнес пнув его сапогом стоявший рядом невысокий солдат с жидкой бородкой, в которую словно перетекало по лошадиному вытянутое лицо.– И ещё где? Прямо, сука, в сердце нашего государства. На, сука! Получай, сука!

Пинки по телу отдавались гулким звуком, будто бы сапог ударял не по живому человеку, а по мешку набитому зерном или соломой.

– Кажись этот уже подох, Тэхо. Всё, некогда по карманам шарить. Надо свалить,– проговорил фалаг, кивнув в сторону палаточного лагеря. С дальней стороны, где рабы разбирали какое-то большое каменное здание, к ним уже бежали другие надсмотрщики и городские стражи.

– И этого в чувства тоже приведите,– добавил он, кивнув на снабженца.

– Эй, Цаги, оживай давай, нас бить идут. Бегут даже,– проговорил Тэхо, без всяких церемоний хлестнув снабженца по щекам.

– Что же вы натворили, идиоты! – простонал тот.

– Как что? Отстояли честь армии! Всё, вставай давай, а то, клянусь Мифилаем, мы тебя тут оставим.

– Но всё мое дело…– договорить он не успел. Удар в челюсть повалил Шантаро Цаги с кучи камней на землю.

– Не стоит ни хера, по сравнению с достоинством воина,– проскрежетал Кирот Энтавия.– Всё, бегом отсюда.

И они побежали. Побежали прочь от гавани, разделяясь и разбегаясь по улицам и переулкам квартала.

Скофа бежал куда-то по людным улочкам, расталкивая прохожих, перепрыгивая через тележки и удаляясь всё дальше и дальше от моря. Он бежал один, потеряв своих братьев ещё где-то в самом начале этого забега. Бежал до тех пор, пока воздух в его легких не начал закипать, превращаясь в бушующее пламя, а сам он не рухнул на колени возле дверей какого-то здания. Привалившись к нему спиной, он прикрыл глаза и постарался восстановить дыхание.

Великие горести, похоже удача окончательно от него отвернулась. Надо же было им так нарваться, да ещё и так закончить разговор…