Когда говорит кровь

Другая порция новостей была уже с юга, с обратной стороны Айберинских гор, где вот уже несколько месяцев полыхала большая война, затянувшая в свои объятья все осколки некогда великого государства Каришидов. Царь Арашкар Пятый, разбил так и не успевшие соединиться войска Фагаряны и Аркара. Потом, почти без боя, захватил столицу Саргуна Халдак, где казнив глав трех из пяти правящих домов, заставил их наследников присягнуть себе на верность. Но одержав эту победу, он и не заметил, как сам оказался в ловушке. Не покорившаяся ему саргунская знать сбежала с остатками ополчения на восток, где, заключив новые союзы, привела армии Хардусавы и Аяфы взяв в осаду захваченную столицу Саргуна, в которой оказалась зажата каришмянская армия и сам их царь. Вот так, выскочив из одной разинутой пасти, Арашкар Пятый прыгнули прямиком в другую.

Джаромо явно был увлечен той далекой войной, а равно и теми прибылями, которые тайларские купцы из неё извлекали. Как быстро понял Шето, Великий логофет уже успел нашпиговать обе стороны своими шпионами и соглядатаями и сейчас сам, медленно и незаметно, входил в их игру.

Когда-то давно, Шето услышал от одного иноземного посла фразу, показавшуюся ему весьма забавной и точной: «Тайлар вспоминает о мире за своими границами лишь когда ему нужна земля или серебро». Вот и эта ссора за Айберийскими горами была интересна им лишь деньгами, которые могли выручить их купцы. Джаромо явно хотел дать им побольше времени для выгодной торговли, поддерживая войну до полного истощения кошельков противников. И Шето не сомневался, что пока поток серебра, что пересекая Милатский залив, обогащал казну и купечество, окончательно не оскудеет, Великий логофет не даст прекратиться бушующей там резне и ненависти.

Следующей темой стала ситуация в государствах Восточного Фальтасарга. По словам Джаромо, от стоявшей вот уже несколько месяцев жары, русла почти всех рек пересохли, а земля превратилась в иссушенную и покрытую трещинами корку, которая не родила даже обычной травы, что уж говорить о зерновых и овощах. И если в деревнях и в кочевых племенах ещё как-то справлялись, то большие города всё больше превращались в пылающие смутой бездны. Обезумевшие толпы голодной нищеты штурмовали дворцы знати, нападали на купцов, караваны и склады, а кое-где уже начали находить и обглоданные человеческие кости. Поговаривали даже о некой новой религии, которую шпионы Великого логофета называли культом мертволицых, за то, что её последователи делали себе маски из кожи, срезанной с лиц мертвецов, а их проповедники обожествляли каннибализм и страдания.

– Думаешь Синклиту пора снять запрет на поставки зерна в Фальтасарг? – задумчиво проговорил Шето.

– Я убежден, что вскоре фальты будут со слезами радости обменивать своих первенцев на кувшин с зерном. Так что да, Синклиту, безусловно, пора податься на уговоры торговцев, явив наше милосердие к этим несчастным южанам.

Закончив с трапезой и обсудив ещё пару мелких дел касавшихся строительства в Аравеннах и назначений в провинциях, Джаромо попрощался со своим патроном. Уже встав и подойдя к вратам ведущим из зала, он неожиданно обернулся и посмотрел на Шето с неприкрытой болью.

– Только молю и заклинаю тебя всеми силами доступными этому миру: не забудь мои слова. Убеди сына очистить ряды домашних тагм. И убеди его поскорее.

Первый старейшина неопределённо кивнул. Ему и вправду следовало поскорее поговорить с сыном. И не только о судьбе нелояльных их фамилии командиров.

Подождав пока Великий логофет уйдет подальше, он не без труда поднялся из резного кресла и направился прочь из смотровой залы.

Своего сына он нашел во внутренних садах дворца. Он сидел возле небольшого водопада, у набухших красными плодами кустов кизила, в компании Патар Туэдиш, и худощавого старика с коротко остриженными седыми волосами, одетого в грубую серую тунику из шерсти. Перед ними, на небольшом столике покрытом тканью, стоял кувшин с вином, стопка лепешек, брынза и кисти винограда. Но еда была не тронута, а всё их внимание явно было поглощено стариком, который расхаживая кругами и яростно жестикулируя, что-то увлеченно рассказывал.

Двое юношей слушали его так, как почтенные ученики слушают своего учителя. Впрочем, для них он и был таким. Уже с первого взгляда Шето узнал в нём Эная Сантурию – учителя, что когда-то давно преподавал его сыну историю, географию и литературу. За прошедшие с их последней встречи десять лет он сильно постарел и ссохся, превратившись в обтянутый узловатыми жилами и бледной кожей скелет. Но вот голос у него был всё также силен, как и прежде. Он звучал горным водопадом, что легко перемалывал булыжники и сокрушал скалы могучими потоками.

Остановившись возле пышного куста шиповника, Первый старейшина решил не торопиться и немного послушать их разговор.