Когда говорит кровь

– Милый, я умею помнить добро и щедрость. Ты помогал мне, и помогал много, прося за это лишь всякие несерьезные глупости. Так что теперь настал мой черед проявлять к тебе доброту. Тем более что чутье пожившей благородной женщины подсказывает, что благодаря твоим успехам, какими бы они не были, в коллегии жрецов, а может и ещё где, в скорости освободится пара другая местечек, которые могли бы подойти моим деткам.

– Моя возлюбленная Ривена, твои дети для меня словно родные, ибо нет в этом мире женщины, что была бы мне ближе, чем ты. Я бы и так оградил их самой чуткой и самой трепетной заботой. И я уязвлен, что ты можешь считать хоть как то иначе!

– В твоих чувствах я никогда не сомневалась, любимый. Но зная, что за тобой есть важный должок, моему сердцу всё же будет спокойней.

– Тогда знай и помни, что мой долг всецело принадлежит тебе.

Они закончили ужин, ставший для Великого логофета одновременно завтраком и обедом, болтая о всяких отвлеченных пустяках. Всё важное было уже сказано, и вдова и логофет могли насладиться обществом друг друга и лёгкой игривой болтовнёй. В некотором смысле, после Шето, Ривена была самым близким его человеком. И Джаромо был счастлив провести с ней время вдвоём. Особенно после всех испытаний последних дней.

– Да, милый, помнишь, я говорила, что кое-кто спрашивал тебя весьма настойчиво? – сказала хозяйка дворца, промакивая губы шелковой салфеткой.

– Конечно, моя ненаглядная.

– Тогда я попросила тебя не думать об этом, но так вышло, что один из твоих настырных домогателей спрашивал тебя как раз перед твоим пробуждением. Более того, он даже пожелал немного тебя подождать, благо, что в моем доме есть чем скрасить ожидания.

– И кто же это был, моя ясноглазая Ривена?

Госпожа Мителиш звонко хлопнула в ладоши и в покои вошла одна из служанок.

– Найди и приведи сюда гостя Великого логофета.

– Слушаюсь, моя хозяйка.

– И пусть нам принесут сладостей. И поскорее.

– Как пожелаете, хозяйка,– проговорила рабыня и тут же с поклоном скрылась за дверью.

– Ты сохраняешь интригу, моя возлюбленная,– заметил Великий логофет.

– К чему тратить слова, милый, если совсем скоро ты и так всё узнаешь.

Слуги внесли поднос полный различной медовой выпечки, а следом за ними в опочивальню Ривены Мителиш вошел Киран Тайвиш. Эпарх столицы выглядел усталым. Казалось, что в его лопатки вбили два невидимых крюка, и лишь свисая на них, он и удерживал вертикальное положение. Судя по трости и по тому, как морщился при каждом шаге эпарх, боль в ноге, едва начавшая спадать, вновь стала невыносимой.

Джаромо вспомнил, что не видел Кирана с самых похорон. Да и на них он пробыл лишь строго отведенное традициями время, почти не открывая рта и не сильно отличаясь от лежавшего в саркофаге брата. Кто-то мог посчитать это признаком безразличия или затаенной обиды на слишком успешного родича, но Великий логофет знал, что дело тут было совсем в ином. Ведь в тот день Киран хоронил не просто брата, главу семьи или наставника, но свою лучшую часть.

Говорят, младшие дети обречены либо на борьбу со старшими, либо на следование за ними. Киран выбрал следование, причем выбрал он его искренне и самозабвенно. Шето был его путеводной звездой, его внешней волей. Основанием, на котором он строил всю свою жизнь. И смерть старшего брата выбила это основание из-под его ног. Ведь всё, чем он был и чего достиг, было заслугой Шето. Он всегда знал это и не пытался противиться этому знанию, принимая его всем своим сердцем. И это роднило его с Великим логофетом. Как и в сиротстве и пустоте, возникшей в их сердцах после смерти Шето.

– Киран,– кивнул вошедшему сановник.

– Здравствуй, Джармо,– голос эпарха прозвучал непривычно тихо и сдавленно.– Я искал тебя.

– Пожалуй, мне пора вернуться к своим гостям,– с мягкой улыбкой произнесла Ревена Мителиш, поднявшись с кресла.– Не стоит уж слишком явно обделять их вниманием, а вам я доставлю лишь смущение.

Вдова покинула свои покои, игриво подмигнув Джаромо. Киран проводил её взглядом, а потом подошел и замер в нерешительности. Он посмотрел на свободное кресло, на столик, заставленный облитыми медом сладостями и фруктами, а потом встретился глазами с Великим логофетом.

– Нам надо поговорить,– повторил эпарх.

– Так прошу же, пожалей свои измученные беспощадной болезнью ноги и присаживайся скорее.

Киран огляделся по сторонам и покачал головой.

– Лучше нам выйти наружу.

– Твоя осторожность и бдительность достойны всяких похвал, мой добрый друг, но, поверь мне, стены госпожи Мителиш умеют хранить тайны. Да и разве каждый шаг не доставляет тебе страданий?

– Прости, Джаромо, но лучше я доверюсь себе. А что до ноги… знаешь, к боли тоже можно привыкнуть. Тем более, хвала богам, люди придумали повозки.