Когда говорит кровь

– В Синклит? В Синклит?! Я обращусь к богам и моей чести, мерзкий отравитель! Я, Тэхо Ягвиш, глава славного рода Ягвишей, чьи мужи поколение за поколением созидали государство и приумножали его величие и славу, бросаю тебе вызов, жалкий и презренный выродок, чей род наполняли лишь трусы и проходимцы!

– Здесь никто не будет марать о тебя руки, мальчишка. Ступай прочь. Ты стоишь возле моего дома.

– А ведь и вправду! Тут и есть ваше змеиное гнездо! Ну так получай подношение от гостя!

Амфора полетела в сторону эпарха Кадифара, но один из ветеранов успел поймать её прямо в полете. Юноша скривился и словно обиженный ребенок, топнул ногой землю. Но тут кто-то из толпы, явно заведенный этой перепалкой, решил последовать его примеру. Вторая амфора немного не долетела до своей цели, разбившись о камни мостовой и окатив Кирота россыпью красных брызг, осевших на его одежде. Эпарх с недоумением посмотрел на изгвазданный подол белой туники с вышитой жемчугом каймой, а потом поднял глаза на алатрейскую молодежь.

– Вшивые щенки, да я эпарх Кадифара, я…

Договорить он не успел: новая амфора пролетела мимо охранника и ударила Кирана Тайвиша в левый висок. От удара эпарх скрючился, зажав голову руками, из-под которых уже струилась кровь. Все восемь ветеранов тут же выхватили мечи и встали плотным полукольцом, явно ожидая нападения. Но толпа рабов и благородных только визжала и сыпала оскорблениями, кидая камни и амфоры, но не рискуя подходить ближе. Хотя оружие у них было, они явно выпили не столь много, чтобы устроить поножовщину прямо на улицах Палатвира.

Ждать, пока ярость, кураж и вино окончательно лишат их рассудка, Джаромо не желал. Бросившись к эпарху, он помог ему встать и, подхватив под руку, потащил к дворцу. Оказавшись у окованных бронзой и железом ворот, логофет яростно застучал по ним руками и ногами, пока они немного не распахнулись и сановник вместе со стражами не протиснулись внутрь, распихивая удивленных рабов.

Когда осыпаемые камнями и сосудами двери закрылись, логофет помог Кирану сесть, прислонив его к стене, и быстро оглядел его раны. Левый висок и бровь были разбиты и сочились кровью.

Эпарх провел по лбу рукой и пристально посмотрел на перепачканные пальцы. В его взгляде удивление смешивалось напополам с болью и негодованием.

– Паршивые членососы…– проговорил он, растирая кровь между пальцами.

– Киран, ты ранен, надо срочно позвать лекаря.

– Грязные тупые твари,– Киран Тайвиш словно бы и не слышал слов сановника.– Посмели напасть на меня. Меня! Эпарха этого города и провинции! Великие горести. И это тупое пьяное отребье ещё смеет считать себя благородным сословием? Да они же ничем не отличаются от того чужеземного зверья, что шляется за ними по городу.

Джаромо посмотрел на впустившего их слугу.

– Срочно подай воды и чистую ткань, а также незамедлительно приведи сюда домашнего лекаря.

– Сию минуту господин.

– Ты слышал их, а, Джаромо? Слышал их? – продолжал Киран, уставившись на пальцы. Кровь из его раны и не думала останавливаться, спускаясь ручейком на плечо и превращаясь в крупное багряное пятно на накидке.– Эта алатрейская мразь посмела обвинить меня в убийстве своего проклятого родственничка! И не просто меня, всех нас! Да отвергнут боги эту тупую скотину!

Шето так и не рассказал ему всей правды. Он вечно ограждал брата, прикрывая или затемняя их самые тёмные, но неизбежные поступки и решения. А Кирот, безгранично доверяя брату, и не пытался всего выяснить, приняв добровольное наведение столь же легко и безраздельно, как и служение семье. С него было достаточно и того, что род Тайвишей год от года становился сильнее и могущественные, а какой именно ценой все это покупалось, его не слишком волновало.

Конечно, Кирот о многом догадывался. Да и как было иначе? Ведь он был Тайвишем. Частью, и весьма важной частью, семьи. Но свои догадки он предпочитал держать где-то глубоко внутри, или просто отмахиваться от них, как от надоедливых насекомых.

Вот только скоро ему предстояло проститься со своим добровольным неведением.

Возможно, даже слишком скоро.

Великий логофет обернулся, посмотрев на охранников. Ветераны были залиты вином, помяты, а у одного из них, невысокого, с крупной головой, которая словно бы росла сразу из плеч, минуя всякий намек на шею, была сильно рассечена губа, кусок которой свисал на лоскутке кожи. Эти пьяные мальчишки смогли задать им трепку, даже не прибегая к ножам или дубинкам. Хватило и камней с амфорами.

Неожиданно Киран вцепился в рубаху Великого логофета и притянул его к себе.

– Я сломаю им жизни, слышишь, Джаромо? Клянусь всеми богами и памятью моего отца и брата, я сделаю это!