Когда я был маленьким, у нас была война

Обычно перед уроками мы собираемся на заднем крылечке школы. Там большой куст сирени и, что делаем, учителям не видно. Одни курят, другие списывают домашнее задание, третьи просто вспоминают какую-то историю. И вдруг является учитель физики Григорий Гаврилович! Высокий, худой, в солдатской гимнастерке. Курильщики быстро спрятали цигарки, но Григорий Гаврилович, не обратил на это внимания. Стал у крыльца, и принялся пересчитывать темнеющие на полу плевки. Когда куришь, набегает много слюни, вот пацаны и сплевывают ее под ноги. Григорий Гаврилович насчитал больше тридцати плевков, затем спокойно, словно между делом сказал:

— Когда жили Пушкин и Лермонтов, за один только плевок вызывали на дуэль. Могли и просто пристрелить, как последнего пакостника. — Перевел взгляд на прячущего за спиной цигарку Колю Куксу и продолжил. — Ты, Коля, кури. Не прячься. Отцу никто не скажет. Он у тебя с войны не вернулся. — Затем вдруг расстегнул ремень и принялся стаскивать гимнастерку. Под нею открылись два круглых багровых шрама. Были они такими большими, что даже удивительно, как Григорий Гаврилович выжил. А тот дал налюбоваться шрамами, снова оделся и спросил:

— Вы думаете, я их в бою их получил? Я разведчик, за четыре года воевать научился. Меня, вот такой, как ты, Коля, подставил. Уже в Австрии были, до победы рукой подать. Отправились за линию фронта, разведали, в какой хате немецкий офицер квартирует, а дома одна хозяйка. Мы ее в горнице закрыли, сами засели в передней комнате. Ждем час, другой, третий. Давно ночь наступила, курить невмоготу хочется, но нельзя. Терпим.

Вдруг один не выдержал и закурил. Всего раз и затянулся, больше мы не дали. А здесь крыльцо заскрипело. Идет! Приготовились, а немец дверь открыл и не заходит. Дым от цигарки унюхал. Откуда этому запаху взяться? Хозяйка-то не курит! Автомат вскинул и давай в темноте углы поливать. Троих насмерть, а меня ранило.

В саду еще четыре разведчика прятались, чтобы прикрыть при отходе. Они меня отбили и к своим на плащ-палатке принесли. Но троих-то потеряли.

Я только одного из погибших знал, остальных перед самым выходом в группу включили. Тоже домой живыми вернуться мечтали. Чьи-то отцы были? Может, твой Коля, а может Сережки или Толика Пани? Могли к своим детям прийти, а так погибли. Из-за одной единственной затяжки в австрийскую землю зарыли.

Григорий Гаврилович посмотрел на часы:

— Через пять минут звонок. Заканчивайте свои дела и бегом на уроки. — Поправил ремень, еще раз посмотрел на усеявшее крыльцо плевки, брезгливо скривил губы и скрылся за сиренью.

Некурящая собачка

Тот рассказ Григория Гавриловича я запомнил надолго, и случилось так, что наука бывшего разведчика аукнулась нашей семье целой коровой.

Когда закончил шестой класс, наша Зорька порвала веревку, которой была привязана к корыту, забралась в колхозную люцерну и объелась. Как не спасали — пришлось дорезать. За мясо выторговали совсем мало. На теленка хватит, а на новую корову — даже нечего думать. Мама плачет, папа от горя почернел, а я, который раньше пас Зорьку, остался не у дел. Вот и приспособился ходить на станцию. В одном месте поможешь поднести чемодан, в другом — погрузить ящики, какой-то рубль и заработаешь. Если заработка не находилось, забирался в поезд и ехал в Бердянск. Там море, рыбаки, рыба. Помощники всегда нужны. Денег, может, и не получишь, но бычков привезешь полную кошелку.

Бычки не ловятся, можно отправиться в другой город. В поездах людно, залезай под нижнюю полку и можешь катить куда угодно. Однажды помогал двум теткам сопровождать лошадей до самого Владивостока. Носил воду, убирал навоз, если поезд останавливался возле стожка сена, вместе с тетками перетаскивал этот стожок в вагон. Питались брынзой и соевой похлебкой на кобыльем молоке. Спали на сене. Хорошо!

Когда приехали на конечную станцию, тетки дали мне денег, круг брынзы, и устроили в «Дом колхозника». Мол, сиди и не рыпайся, будем возвращаться, заберем…

Летом в «Доме колхозника» пусто. Одну комнату бабушка занимает, да еще в одной поселились охотники. Звали их Мишка, Генка и Кеша. Они пригласили меня к столу и накормили вареной медвежатиной. Это были настоящие охотники, а не те, что бегают вдесятером за одним зайцем. Убили четырех медведей и приехали в город продавать медвежьи шкуры и желчь. Оказывается, медвежья желчь в десять раз дороже, чем сам медведь. Корейцы делают из нее лекарство, и готовы платить любые деньги.

До вечера они пили вино, играли в карты и курили. Правда, курили только Мишка и Генка, но дыма хватало. Еще они планировали, как будут охотиться на изюбря. Изюбрь это очень большой олень, у которого каждый год вырастают новые рога. Когда эти рога еще молодые, в них полно очень дорогого лекарства. В эту пору на изюбрей и охотятся. У себя в колхозе я ловил сусликов, тушканчиков и хомяков. Однажды даже поймал зайца. Конечно же, очень хотелось поохотиться на изюбря, но кто меня возьмет? Взяли!

Вечером, когда уже лег спать, в комнату заглянул Кеша и спросил: