Когда я стала ведьмой

Но вот она реальность, и мне как-то резко перехотелось быть героиней сказок и романов с мистическим сюжетом. Ну не герой я, а трусиха самая настоящая.

— О! Хозяюшка-то проснулася уже-то! Любаша! Накрывай на стол скорехонько-то, хозяюшка наша голодная, так подишь еще и нас боится-то до сих пор, дрожит-то вся как осинка та! Не боися нас! Мы добрые духи! Не обидим и зла не несем. Защищаем мы дом-то и хозяёв своих. Так вотось. — Трофим говорил свою речь прямо возле моего уха.

Я действительно дрожала, мне было страшно, я одна здесь и некому меня защитить. Мамочка!

Набравшись смелости, открыла глаза. Трофим сидел на спинке дивана, такой же грязный, в рваной, старой одежде, косматый, склонился надо мной, улыбался и разглядывал меня. Глаза у него были живые, яркие зеленые. На ногах не было ничего, босые черные от грязи ступни не знающие, наверное, что такое вода.

— Ну, чёгось? — Кивнул он мне. — Не боися больше-то? — И снова улыбнулся. — Мы твои котомки из твоего железного коняки достали и Любаша сейчас-мо обед сготавливает. Она быстрёхо сробит и вкусно, ты не переживай, соскучились мы по работе-то.

— А чего ж тогда дом не убрали, раз соскучились по работе? Почему не следили за ним и довели до такого состояния? — На смену страха пришло раздражение.

— Так мы без хозяёв не можеем никак-то работать. Токмо хозяин бросит дом, так дом и засыпает и мы в спячку впадаем, а еже не впасть, то дикими и безумными станем-то, а это страшно хозяюшка. Не хотим такой-то судьбы себе. Но ты вот пришла, домик отмыла-то и мы вместе с домом проснулися.

— Обед готов, идите снидать! — Позвала с кухни домовая грудным приятным голосом.

А запахи витают действительно потрясающие и живот вон урчит со страшной силой.

Была — не была.

Стол был заставлен так, словно ожидалось пришествие гостей.

Здесь были котлеты, картошечка, присыпанная укропом и залитая сливочным маслом, что-то дымилось аппетитное в глиняном горшочке, жареная рыбка, колбаса. Румяные пирожки. Блинчики, мед. Аккуратно нарезанный черный хлеб, помидорки, огурцы, в запотевшем кувшине брусничный морс. Пыхтел самовар. А посуда вся была глиняная и расписная. И все это такое аппетитное, горячее, пахнет так, что я уже слюной захлебывалась.

— Боже мой! Когда успели все это приготовить? Это сколько я валялась без сознания? — Меня усадили во главе стола.

В горшочке была солянка. Есть деревянной ложкой было непривычно, но как-то вкуснее что-ли?

— Вкусно как, Любаша! — Я как оголодавший уличный кот наворачивала за обе щеки.

Кстати, про кота.

— А где мой кот? — Задала вопрос с полным ртом, пирожки были с луком и яйцом, с капустой и яйцом, с картошкой. Какая вкуснотища!

— Котика твоего покормила я, на печи лежит, умывается. — Любаша и Трофим смотрели на меня с умилением, словно кормили дитя.

Кешка действительно лежал на печи довольный жизнью, живот его раздулся, как еще не лопнул?

— Почему сами не едите? — Запивая очередную порцию еды потрясающим морсом, задала вопрос.

— Так мы-то духи, хозяюшка, нам еды не требо. Ток иногда хлебушка да молочка нам нужно.

Заканчивала свой пир мятным чаем из самовара с блинами с медом. Кажется, я сейчас лопну. Никогда столько не ела. Но все такое вкусное.

Нет, конечно, я это все не съела! Даже не думайте обо мне так уж плохо. Но попробовала я все.

— Любаша, Трофим. Извините, что не представилась сразу, как-то все произошло так быстро, что и забыла сказать свое имя. Меня зовут Воронцова Елизавета Михайловна. Можно просто Лиза. И у меня скопилось достаточно вопросов в отношении дома, этого места, вас, да и много еще чего, но все по порядку.

— Так понятно-то, мы не сразу-то и уразумели, что не чуешь ничёго. Это ведьмин дом, а ты сама ведьма. Никто окромя ведьмы, не смогёт увидеть и войти в этот дом.

От этой новости я аж жевать перестала. Какая нафиг ведьма?

Ведьмин дом? Я уже кажется, ничему не удивлюсь.

Прожевав и быстро запив блинчик, я задала вопрос.

— А предыдущая хозяйка была ведьмой? — И затаила дыхание.

— Аграфена, почившая уже годков так пятьдесят тому назад, была очень сильной ведьмой, хорошая была. Да токмо, не было преемницы у ней, чтоб силу-то передать и хозяйство свое. Однажды приходила родственница ее дальняя, мы тогда еще не спали, силы много в нас было. Надеялись, что ведьма она, а оказалося, что простой человек. А ты кем Аграфене приходишься? Вижу я, что кровь ейная в тебе бежит и сила схожая.

— Она троюродная бабушка моей мамы. Они практически не общались и виделись один раз, мама рассказывала. — Я даже дар речи потеряла от таких новостей. В моем роду была ведьма, с ума сойти. Может я и сошла?

— Тогда понятно, как смогла ты в дом войти-то. Ведь и чужая ведьма хоть и углядит дом как он есть, но не смогёт порог переступить, только родственница, защита стоит хорошая. Аграфена постаралась-то.

— А почему я вижу дом и место таким, а другие его каким-то убогим и жутким?

Ответила мне Любаша, до этого она больше молчала, а тут заговорила.