Я натянула джемпер через голову; он сел идеально, но показался теплее моего. Вся эта жизнь казалась теплее моей. Я не говорю, что эта женщина была гораздо лучше обеспечена финансово; просто ее жизнь, казалось, была расцвечена палитрой разнообразных красок, а моя состояла из оттенков серого.
На комоде стояла косметика. Я не могла себе представить, где она находит время на то, чтобы накраситься. Для кого ей прихорашиваться? Точно не для него – если бы она прилагала для него чуть больше усилий, я, возможно, вообще не оказалась бы здесь. Я взяла в руки тюбик помады и открыла его – сдержанный коралловый цвет. Сдержанность казалась идеальным словом для описания ее самой, хотя она, несомненно, выбрала бы слова «стильный» и «спокойный». Стоя перед зеркалом, я провела помадой по губам, нанесла розовые румяна на яблочки щек, а потом тронула тушью ресницы, те самые ресницы, которыми мне лишь слегка нужно было похлопать перед ее мужем. Чувствовала ли я свое превосходство над ней в эту минуту? Вероятно, да. В конце-то концов он же выбрал меня. Со мной он был не из-за чувства долга и обязательств перед детьми; он был со мной, потому что ему это нравилось.
Я открыла один из ящиков и провела пальцами по атласному нижнему белью, спрятанному под мам-джинсами. Я достала и разложила пару бледно-розовых трусиков поверх остальных вещей. Мои пальцы автоматически потянулись к пуговице на джинсах, я расстегнула ее, затем молнию и спустила их на пол, одновременно стягивая и свои трусы. Стоя в полуголом виде в чужом доме, я натянула на себя вещь из жизни другой женщины. Ее нижнее белье свободно повисло у меня бедрах, и мне стало приятно. Я рассматривала себя в зеркальных дверях шкафа так, словно наблюдала за кем-то другим в доме, где этот человек был своим.
Я побрызгала ее духами себе на запястья, потом потерла ими шею, сделала вдох, втягивая тот запах, которым дышал он, когда утыкался лицом в
Кровать растянулась на всю комнату – главная декорация в этом самодельном театре. Я улеглась на чистое хлопковое белье, вытянула ноги и положила голову на шикарную подушку. Я свернулась в позе эмбриона, представляя, как они вдвоем лежат здесь, как сплетаются их руки и ноги, когда они отдыхают, удовлетворенные после соития. Снаружи хлопнула дверь машины, но мой разум едва ли отреагировал на это. Я знала, что теперь в любую минуту может открыться входная дверь, меня здесь застанут, но все равно я не могла пошевелиться. Было ощущение, будто все мышцы моего тела решили заставить меня остаться здесь, в этом месте и в это время. Пусть меня здесь найдут. Кому придется больше всего объяснять?
Но дверь не открылась. Никто не вошел.
Женщина в зеркале отстраненно, хотя и с интересом наблюдала за женщиной на кровати, за тем, как она завела большие пальцы за свободно висящую резинку атласных трусиков, чуть спустила их – достаточно, чтобы проскользнуть рукой внутрь, и начала ритмично работать ей. У нее приоткрылись губы, дыхание участилось, когда пальцы стали давить сильнее. Теперь они двигались быстрее, более настойчиво, женщина в зеркале закрыла глаза, и одновременно женщина на кровати откинула голову назад и позволила накатить волне наслаждения. Волна была мягкой, не взрывом, но все равно опьяняющей, кружащей голову и лишающей сил одновременно.
Когда мои глаза раскрылись, мне показалось, что все не так. Я не знала, сколько времени находилась там, сколько пролежала на кровати, на которой они спали вместе в его собственном доме, но точно знала, что дольше мне находиться здесь нельзя. Пока я не была готова к тому, чтобы разобраться с этой ситуацией, я была еще не так сильна. Но я чувствовала, что могу стать достаточно сильной.
Я закрыла за собой дверь, оставив внутри ту, другую жизнь. Уходила я медленно, но мои шаги теперь стали легче, словно часть меня осталась на той двуспальной кровати со сбитыми простынями. В машине я поднесла руку к уху, дотронулась до крошечного бриллианта. Трогая машину с места и отъезжая, я притормозила, чтобы пропустить другую машину. Женщина, отразившаяся в зеркале, даже не удосужилась поднять руку в знак благодарности.
Глава 26