– Я не колдун! Я только помочь хотел! – крикнул, не выдержал-таки Эйнард, поверх плеча своего деда глядя на людей и на отца Валента. – Я не хотел ничего испортить! Я не знал, что так получится…
– Зло способно принимать любое обличье и любит прикрываться благими намерениями. Невинное дитя может быть опаснее дикого зверя, если в нём воплотится злая воля Отверженного… – Голос священника звучал негромко и ровно, как на воскресной проповеди, но в тёмных глазах тлел хорошо знакомый огонёк упрямой фанатичной веры. – Насколько опасен твой внук, определит суд и положенные в таком случае испытания. Испытания водой, землёй и огнём…
По воле Создателя будет решаться судьба отрока твоего, почтенный. Мы не требуем казни без суда, да и не казни мы хотим, а спасения души оступившейся… А укрывая преступника, ты сам преступаешь закон. Ты сам в таком случае будешь наказан…
Отец Валент, выступивший из общей массы крестьян, ближе всех стоял к Мэйвину и его внуку. Прижимая к груди толстенную книгу Священного Писания с оттиском просветляющего знака, он, казалось, преградить им путь пытался собой и своей книгой. Будто могла она остановить колдуна и его опасную силу. Но может, и могла, кто точно знает?
– Будет лучше, если вы позволите нам уйти, отец, – заговорил, наконец, Мэйвин. Испуганным он не выглядел, и голос его тоже оставался ровным. – Я не отдам вам своего внука ни на суд, ни на испытания. То, что он пытался помочь, это не одержимость дьяволом. Каких-то двадцать и даже десять лет назад вы бы и слова не сказали, случись такое. Потому что это не колдовство – это магия. И я тоже маг, а не простой лекарь-травник. И все вы об этом догадывались. Нет, даже так скажу: все вы про это знали!
В ответ на эти слова народ в толпе обеспокоено зашумел, задвигался. Многие за прошедшие пять лет обращались к Мэйвину за помощью, всем он казался немного странным, но добрым стариком. А оказывается, вся сила лекарская в нём и знания его от магии, от волшебства.
– Все вы ко мне приходили со своими болячками, я никому не отказал в помощи и платы никакой не просил. Справедливо будет сейчас просто отпустить нас. Мы уйдём прямо сейчас, и вы никогда нас не увидите.
Мэйвин шагнул вниз с последней ступеньки крыльца, посохом чуть повёл справа налево – и ветерок, пока ещё слабый, прокатился по лицам собравшихся людей, вставших перед ним плотной стеной.
– Колдуна должно судить по закону! – крикнул отец Валент, еле успевая прихватить шитый серебряной нитью шарфик. – Удержите их! Обоих держите!
– Назад! – Нескольких мужчин, послушных приказу священника, Мэйвин сбил с ног невиданной силы ударом. Они на землю покатились, и женщины в толпе все разом выдохнули со стоном, а отец Валент побледнел до серого.
– Я убью любого, кто хоть шаг ещё сделает! – предупредил Мэйвин. Непрозрачный камень-вставка на навершии его посоха засветился огненным светом. После того, как слабый с виду старик свалил на землю трёх крепких мужчин всего одним движением раскрытой ладони, проверять на себе силу его магии больше никому не хотелось.
– Эйн, – шепнул Мэйвин внуку, – иди выводи мула. Меня не жди, иди в сторону Аннбурга, я догоню тебя.
Эйнард не решился спорить, боком-боком двинулся к крошечной конюшенке за домом. Слышал на ходу, что дедушка говорит что-то своим сильным твёрдым голосом. Оглянулся он, лишь на дорогу выбравшись.
Над зелёной ещё по-летнему стеной леса поднимался густой столб дыма. Как будто горело что-то как раз в той стороне, где остался посёлок.
Нельзя было, наверное, бросать его одного. Против стольких людей. К тому же ты сам виноват во всём, что случилось. Сколько раз тебе дед говорил: будь осторожен в каждом деле и в каждом слове. И всё равно не удержался. А как тут удержишься, когда рядом человек умирает? Ведь знал же Жанника Лансова не один год, вместе в речке купались, сколько раз рыбачили бок о бок.
Жалко его, хороший ведь парнишка. И у матери самый старший, любимец.
Мул глухо стучал коваными копытами по белой отсыпке тракта, уныло смотрел по сторонам, когда Эйнард останавливался передохнуть.
Он не стал садиться верхом, чтоб дедушка успел догнать их, хоть и напугался изрядно, часто сворачивал к обочине, отдыхая, ещё на раз перепроверял подпругу и седельный мешок.
Жаль, что собираться пришлось впопыхах. Всё, нажитое за пять лет, бросить пришлось. Опять крутись, как хочешь, денег-то в деревне, считай, не скопили. Деда всё больше за еду лечил, за хлеб да за крупы. Кто что сам нёс, тому и рады были.
Хоть и походили они по королевству порядком, где только ни жили, а в Аннбурге Эйнард не бывал ещё ни разу. Знал, что город этот небольшой, стоит на пересечении двух торговых дорог с севера на юг и с запада на восток. Там всё больше постоялые дворы для проезжих купцов, много торговых лавочек и ещё рассказывали, что в этом городе очень красивый храм с высоченной колокольней, оканчивающейся острым шпилем.