Когда мечтатель проснулся, или Маленький император, с которым я рос

Первый год в медицинском институте дался мне особенно тяжело. Не особо любил биологию, не стремился понять анатомию человека, да и благородного стремления спасать жизни людей у меня не было. За этот год меня часто мучал вопрос почему отца не волновало, что из меня выйдет плохой врач? Или он был уверен в том, что все стерпится – слюбится. В себе я такие метаморфозы не предвещал. Со мной на курсе учились люди достойные этой профессии и заинтересованные в ней. Видя их стремление быть полезным обществу, с каждым днем чувствовал себя паршивее. Каждый день я мучал себя этими мыслями и дошло до того, что, набравшись смелости я забрал документы из университета и кинул на стол отцу в тот же вечер.

Я ждал, что он меня отругает, изобьет, заставит отнести обратно. В его кабинет без приглашения или срочной необходимости мы с мамой не входили. Я же открыл дверь без предварительной ласки и стремительно подошел к его столу. Он понял, что именно я зашел к нему, но головы так и не поднял. Посмотрел на меня, когда я бросил ему под нос свои документы.

– Это что такое? Какого черта врываешься в мой кабинет? – он не кричал, но чувствовался гнев, который рос с каждым словом.

– Я не буду там учиться, делай что хочешь.

– Вот оно как … – сказал уже спокойным голосом. – Ты вернешь эти документы обратно, я поговорю с руководством вуза. Молодец, показал характер и хватит.

Я ожидал от него другой реакции. Получается, я совершил этот поступок, чтобы он признал мой потенциальный бунт. Но он как любящий отец простил и пресек то, что даже не успело начаться. Его хладнокровие и уверенность в моей покорности унизила мою решительность.

– Завтра как ни в чем не бывало пойдешь на пары. А теперь выйди из кабинета.

Я в очередной раз прислушался и уступил. Струсил. Единственно серьезным в тот период было мое увлечение рок-клубами. До Мити я узнал о них от моего отца, в беседе с коллегами он говорил, что «эта молодежь вскоре станет занозой в заднице государства». Тогда я не придал этому никакого значения.

В этих клубах я терял время в надежде найти себя, нет, я был уверен, что именно там я и потерялся. Но натыкался только на недопонимание. Я хотел влиться в их ряды – вот он я, целиком и полностью ваш – и единственным, кто меня удерживал от полного погружения, был я сам. Моя жизнь стала сплошной имитацией, а все потому, что я сам не знал, чего хотел. Но спасение искал именно в этих клубах. Жаждал свободы, но не знал какой.

Эти неудачники, по меркам моего сословия, обладали тем, чего не было ни у одного из моего элитарного общества. В них был драйв, жажда жизни и желание взять от нее все самое вкусное. Я так и не почувствовал себя принятым в ряды фриков, но одно мне нравилось наверняка – состояние поиска себя.

Для меня реальность ощущалась по-другому обычно в дни, когда с Митей удавалось выбираться в настоящие рок-клубы. Не просто молодежные, а идейные. Те, которые накрывали сотрудники КГБ.

Наш любимый клуб располагался на цокольном этаже одной из московских сталинок. Здесь играла настоящая музыка, настоящие люди. Мы мечтали, когда-нибудь слиться с этими людьми.

К 20 годам я понял удивительный факт о себе: внутри меня из-за собственной страсти уживались три личности, которые пытались угодить другим. Первая – хороший сын и внук. Моя самая ненавистная и самая сильная личность, я долгие годы не мог выкинуть ее из себя. Именно под ее давлением я сдавался обстоятельствам, который подстраивал мне отец и другие, кто жаждал моего, якобы, счастья.

Вторая личность просыпалась во мне, когда я приезжал в Дагестан – обрусевший горец, желавший стать своим среди своих же. Я боялся и страшно ненавидел, когда говорили, что я отличаюсь от истинного дагестанца. Понятия не имел, каково быть горцем, но в этом своем невежестве отчаянно стремился соответствовать. И выходило это неуклюже и оскорбительно.

Третью мою личность пробудил во мне Маленький император. Это и был настоящий я, но совершенно слабый. Я очень долго не мог себя выпустить наружу, хотя по-своему и старался. По итогу вся моя жизнь свелась к тому, что я боролся сам с собой, чтобы выпустить себя же.

Я завидовал Мите, в этом плане он был человеком внутренне завершенным. Он не просто чувствовал себя частью этой безумной молодежи, он был тем самым безумством. Меня раздражала его абсолютная уверенность в себе в самом начале нашего знакомства. Одевался во все черное, не по размеру, у него что-то постоянно висело в одежде, то верхняя одежда, то брюки были на два размера больше. Ужасным образом уложенные русые волосы, которые не стригли года три, не меньше. Его манеры, повадки, речь. Все раздражало. Но я завидовал тому, что он может себе позволить быть таким человеком. Он таким не родился, он таким стал. Захотел, наплевал на тех, кто против и стал.