Когда меркнет свет

Как и у приливов, у тихоокеанских февральских туманов есть свой ритм. В ту ночь стена влажной мороси медленно подползла к кварталу Форест-Энд около часа ночи. Она плыла под фонарями густыми мутными клочьями, проникая в трещины, за деревья, за заборы, касаясь мокрыми пальцами листьев, машин, увлажняя асфальт на дороге до черного блеска. Она глушила звук, свет, разбрасывала их по сторонам и снова собирала, словно осознанное существо, пытающееся направить невинную жертву в ложном направлении.

В домах на Форест-лейн, последней улице перед лесом, было темно – все обитатели спали, кроме одного. Туман сгустился, когда стрелки на часах приблизились к четырем утра – времени, когда человеческие биоритмы максимально замедляются и когда чаще всего умирают очень старые или очень больные люди. Времени, когда сильнее всего снижается температура, прямо перед рассветом, и потоки воздуха движутся по земле, и мрачному жнецу[2] становится легче всего проникнуть сквозь тонкую пелену, отделяющую жизнь от смерти, и мягко унести чью-то душу.

Именно в это время по темной улице неслышно кралась машина. Выключив фары, она остановилась под голыми ветками старой вишни, вне поля зрения единственного освещенного окна на улице, но с хорошим видом на дом Броганов.

На первом этаже горел свет. Наверное, лампа. Окна уже заменили, но еще не повесили жалюзи. Наверху шторы были занавешены. Стены двухэтажного дома очищены от граффити, выскоблены и покрыты свежим слоем краски. Чистый лист, на который можно переписать судьбу.

Дверь машины открылась. На гравий тихо, осторожно ступили ботинки. Дверь тихонько захлопнулась. Скрипя гравием, пригнувшийся силуэт прокрался сквозь туман. Лицо закрывала черная балаклава. В прорезах виднелись только глаза, темные и влажные в сумерках.

С другой стороны улицы было видно Мэг Броган, сидящую за столом и работающую при свете лампы, окруженную бумагами. Волосы убраны в узел на затылке, на носу – очки для чтения, взгляд устремлен в ноутбук. Рядом стоит кружка.

Подул ветер. Туман радостно заклубился. Зашуршали сухие листья. По улице с мяуканьем пронеслась кошка, остановилась, словно разглядывая внедорожник под вишней, и исчезла под забором.

Мэг встала из-за стола и потянулась, медленно выгнув спину и приложив руки к нижней части спины. Взяла кружку, прошла вдоль подсвеченного окна и ненадолго исчезла из виду.

Потом снова вернулась с дымящейся кружкой в руках. Видимо, налила себе еще чаю.

Прошло еще несколько минут. Она выключила одну из ламп в гостиной, словно собираясь спать, но замешкалась, вернулась к столу и медленно опустилась на стул, продолжив чтение, словно что-то увлекло ее и не отпускало в постель.

Тень пересекла улицу и скользнула к дому Мэг Броган.

* * *

Сидя за столом с чашкой в руке, Мэг открыла папку с фотографиями с места преступления. Снаружи похолодало, к ее новым окнам прижимался туман. Заказанные жалюзи еще не привезли, но ее дом был теперь чистым, с внешних стен отмыли граффити и наложили первый слой кремовой краски. Порядок вокруг постепенно восстанавливался, и она начала чувствовать себя цельной. Более цельной, чем… Когда-либо.

Но первое же фото сразило ее наповал. Она закрыла глаза, сглотнула и сделала глубокий вдох.

Просто очередная работа. Относись к ней, как к остальным… Ты просматривала бесконечное количество фотографий с мест преступлений и результатов вскрытия… Дистанцируйся от этого, как делаешь всегда, думай головой…

Она потянулась и нажала кнопку диктофона. Загорелась красная лампочка. Но Мэг не смогла выдавить ни слова, глядя на фотографию тела сестры. При ярком свете фонаря кожа Шерри белела, словно бумага на черной грязи. Голова склонилась набок под неестественным углом, распухший язык вывалился изо рта. Ноги разведены, промежность раскрыта, внутренняя сторона бедер покрыта черной кровью. Белые кружевные трусики грязной скомканной тряпкой валяются рядом с левой ногой. Шорты и блузка порваны и отброшены в сторону. Из сухих иголок торчит одинокая босоножка. В спутанных волосах застряли ветки. Глаза широко открыты и пусты, кожа блестит под дождем. Сияющее существо, бывшее ее сестрой, ушло. Взгляд Мэг остановился на родинке на левой груди Шерри, из ее рта вырвался тихий звук. Она испугалась собственного вскрика. В голове пульсировала кровь.

Сосредоточься.

Фотограф запечатлел маленькую татуировку в виде бабочки на левом бедре Шерри, которую она прятала от мамы и папы, – теперь она была открыта миру. Смерть не знает достоинства. Секретов. Скромности. Покидая жизнь, ты покидаешь собственную историю, возможность рассказывать ее, влиять на то, какой ее видит мир.

На следующем фото были раскиданные банки из-под пива, использованные презервативы и еловые иголки. Все мокрое от дождя и поднимающейся грязной воды.