Когда мы верили в русалок

– Нет. – Я решительно подтыкаю под себя одеяло. – Но раз уж взялась за это дело, надо довести его до конца.

– Я искал ее вчера.

– Что? – хмурюсь я.

Хавьер наклоняет голову.

– Мигель давно уже здесь живет. Он дал несколько дельных советов.

Я сажусь в постели.

– Ты рассказал про нее Мигелю?

– В двух словах. Только то, что ты ее ищешь.

– Хавьер, это мое личное дело. С тобой я поделилась лишь потому, что мы… – Я пытаюсь сформулировать объяснение и издаю раздраженный вздох. – Не лезь.

Он ничуть не пристыжен.

– Есть хорошая новость. Он думает, что узнал ее.

– Плевать. Повторяю: это мое личное дело – не твое.

Словно не слыша меня, Хавьер берет с прикроватной тумбочки мой телефон и дает его мне.

– Забей мой номер и пришли свой.

Я сверлю его гневным взглядом.

– Что ты себе позволяешь!

Наконец он опускает голову.

– Ты сердишься, gatita? Я ведь только хотел помочь.

Долгое мгновение я просто смотрю на него. Во мне бушует буря негативных эмоций: я в полном смятении, расстроена, обижена за то, что посягнули на мои права. И в то же время понимаю, что меня сильно влечет к нему.

– Я не привыкла, чтобы мужчины мной распоряжались.

– Я не хотел…

– Пожалуйста, больше не лезь в мои дела, если тебя не просят.

Хавьер садится на кровать возле меня, убирает мне за уши волосы.

– Не сердись.

– Уже рассердилась. – Я шлепаю его по руке.

Смеясь, он пытается поймать мою ладонь – не получается.

– Прости.

– Я не шучу. Ты, что, не понимаешь?

– Понимаю. Клянусь. – Хавьер протягивает мне руку, ладонью вверх. – Больше я не стану тебе помогать.

Смягчившись, я хватаю свой телефон и набираю цифры, которые он диктует, потом звоню ему, чтобы мой номер остался в его телефоне. Тот сигналит на столе в кухне.

– Готово.

Его лицо медленно расплывается в благодарной улыбке.

– Тогда до вечера.

Я поворачиваюсь на бок, провожая его взглядом. Мое тело разморено после любовных ласк, все члены ломит приятная истома. У двери Хавьер на секунду задерживается. Я машу ему. Он в ответ выдувает воздушный поцелуй.

Смешно. И мило. Я не настолько глупа, чтобы влюбляться в обаятельного мужчину, терять из-за него голову, и все же… Впрочем, наша связь ограничена рамками обстоятельств. В сущности, мне ничто не грозит.

Я опрокидываюсь на спину и смотрю на гавань. Синева воды переливается радужными бликами. Сегодня утром парусников нет, зато в открытое море направляется приземистая баржа. Я перевожу взгляд на соседние офисные здания. В них пробуждается жизнь. В окне одного я вижу женщину в темно-синей зауженной юбке. Она торопливо выходит в коридор и вскоре появляется в другом помещении. Смогла бы я жить так, как она? Работать в офисе, перебирая за столом бумажки, ходить на работу в модных нарядах? В Окленде.

Пожалуй, нет. Это совсем не мое. По больнице я, конечно, не скучаю. Впрочем, я в отпуске всего-то несколько дней. Пока у меня не было особо времени подумать, чем еще я могла бы заняться, что меня манит. Если вообще что-то манит. Не исключено, что поездка сюда – это мой шанс подзарядить батареи.

Если бы не Бродяга, я пополнила бы ряды добровольцев одной из таких организаций, как «Красный Крест» или «Врачи без границ». Или «Корпус мира».

Но я не могу оставить Бродягу.

Кстати, раз уж я вспомнила про Бродягу, надо бы позвонить маме. Откинув одеяло, я голышом иду в душ, потом одеваюсь и варю кофе. Пока он готовится, я пишу маме SMS, спрашиваю, есть ли у нее время пообщаться со мной по «ФейсТайм».

Она вызывает меня почти тотчас же.

– Привет, родная! – Мама сдвигает веб-камеру так, чтобы я видела черную мордочку, выглядывающую из-под моей кровати. – Бродяга, смотри. Это твоя мамочка!

– Привет, малыш! – воркующим голоском обращаюсь я к своему коту.

Он издает жалобное писклявое «мяу».

– Ой, нет. Даже не знаю, хорошо ли это, что он меня слышит.

– Подмигни ему, – велит Сюзанна. – На кошачьем языке это означает «Я люблю тебя».

– Да я знаю. А тебе откуда это известно?

– Прочитала.

– Даже так? – Я тронута до глубины души тем, что мама с такой серьезностью выполняет возложенную на нее обязанность. Ее ревностное отношение размягчает мою броню, позволяет увидеть, как сильно она изменилась. Мама подносит свой планшет ближе к кровати. Мой кот, все так же жалобно мяукая, остается на месте.

– Привет, Бродяга. – Я старательно подмигиваю ему. – Ты в безопасности, и я тебя люблю, слышишь?

Кот смотрит на экран, словно ждет подвоха, потом быстро уползает назад, прячется за свисающим краем покрывала. Перед камерой снова появляется лицо Сюзанны.

– Не волнуйся за него, дорогая. Он просто напуган.

Бродяга – единственное существо, которое зависит от меня, а я его подвожу.

– Он хоть ест?

– Не так хорошо, как хотелось бы. Должно быть, вылезает из своего убежища, стоит мне уйти – судя по лотку, где он справляет нужду, – но при мне он носа не кажет. Миску с едой я ставлю ему у кровати, и он ест, когда меня нет дома. Поэтому утром я накладываю ему корм и иду гулять.

Бедный мой Бродяга.

– Боже мой! Как же мне его жалко!

– Не надо его жалеть, – твердо говорит мама. – Я хорошо о нем забочусь. Он здоров, ему ничто не угрожает.