Когда Ницше плакал

«Неправильная наука? – Ницше задумался, а потом кивнул головой. – Вы правы! Обсуждение закрыто! Давайте вернемся к вопросу о том, как вы ничего не сделали для своей собственной карьеры».

«Ну, примеров тому – масса. Я затягивал с написанием и публикацией научных статей. Я отказывался от предварительных мероприятий, необходимых для занятия должности. Я не принимал членство в нужных медицинских ассоциациях, не участвовал в деятельности университетских комитетов, не налаживал нужные политические связи. Я не знаю почему. Может, здесь как раз появляется та самая проблема власти. Может, я уклонился от сражения с конкурентами. Мне было проще сражаться с загадкой системы равновесия голубей, чем с другим человеком. Мне кажется, что эти мои проблемы с соревнованием и порождают ту боль, что появляется, когда я думаю о Берте с другим мужчиной».

«Йозеф, а может быть, вам казалось, что исключительно одаренному парню не пристало потом и кровью вырывать путь к вершине».

«Да, об этом я тоже думал. Но, как бы то ни было, так подошла к концу моя университетская карьера. Это была первая смертельная рана, первый удар по мифу об исключительно одаренном парне».

«Итак, тогда вам было двадцать девять. В сорокалетие – второй кризис?»

«Еще более глубокая рана. Когда мне исполнилось сорок, я расстался с идеей, что способен на все. Внезапно я понял одну из прописных истин жизни: время невозможно повернуть назад, жизнь моя кончается. Разумеется, я знал это и раньше, но осознание этого в сорок стало совершенно новым опытом. Теперь я понимаю, что фраза „исключительно одаренный парень“ была всего лишь походным знаменем, что „одаренность“ – это иллюзия, а „исключительность“ бессмысленна и что я сам шагаю в ногу со всеми остальными людьми по дороге к смерти».

Ницше энергично покачал головой: «Вы называете ясный взор раной? Посмотрите только, что вы узнали, Йозеф: что время необратимо, что содеянного не вернешь. Такие озарения достаются лишь счастливчикам!»

«Счастливчикам? Странно вы говорите. Я понимаю, что приближается смертный час, что я – бессильное ничтожество, что жизнь не имеет ни смысла, ни цели, – и вы называете это везением?»

«Тот факт, что содеянного не вернешь, не означает, что воля к действию бессильна. Потому что, слава богу, бог умер, – и это не значит, что существование не имеет смысла. Все мы смертны, – и это не значит, что жизнь не имеет ценности. Я когда-нибудь научу вас этому. Но мы уже много поработали сегодня – может, слишком много. Пожалуйста, перед нашей завтрашней встречей вспомните наш разговор. Помедитируйте на него!»

Удивленный неожиданным завершением их беседы, Брейер взглянул на часы и увидел, что у них оставалось еще десять минут. Но он не стал возражать и покинул комнату с облегчением школьника, отпущенного с урока раньше времени.

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ЗАМЕТОК ДОКТОРА БРЕЙЕРА В ИСТОРИИ БОЛЕЗНИ УДО МЮЛЛЕРА,

7 ДЕКАБРЯ 1882 ГОДА

Терпение, терпение, только терпение. Впервые я понял смысл и цену этого слова. Я должен думать о своей далекой цели. Все дерзкие преждевременные шаги в этой области заканчиваются неудачей. Думай о начале партии в шахматы. Составляй комбинации медленно и систематизированно. Построй надежный центр. Не передвигай фигуру больше одного раза. Не выводи ферзя раньше, чем нужно!

И это работает! Большим шагом вперед сегодня стал переход к именам. Он чуть не задохнулся от моего предложения. Я едва смог сдержать смех. При всем своем свободолюбии он в душе венец, который любит свои регалии – равно как и свою беспристрастность. После того как я несколько раз назвал его по имени, он стал отвечать мне тем же.

Это изменило саму атмосферу сеанса. Всего через несколько минут он чуть-чуть раскрылся. Он заметил, что кризисов ему пришлось пережить больше, чем хотелось бы, и что на сорок он себя чувствовал еще в двадцать. Я не стал развивать эту тему – пока! Но я должен к этому вернуться.