Когда Ницше плакал

Как сбросить мелочные страдания с насеста? Сделать страдание снова честным? Я опробовал его методику – методику «от третьего лица», которой он пробовал воспользоваться в неуклюжей попытке уговорить меня позволить ему обо мне заботиться. Я предложил ему посмотреть на себя с высоты. Но я слишком уж круто с ним обошелся: он едва не упал в обморок. Мне пришлось говорить с ним, как с ребенком, назвать его Йозефом, чтобы привести в чувство.

Моя ноша тяжела. Я работаю на его освобождение. И на свое собственное. Но я не Брейер: я отдаю себе отчет в своих страданиях и приветствую их. И Лу Соломе – не калека. Но я знаю, каково находиться с человеком, которого любишь и ненавидишь!

ГЛАВА 16

БОЛЬШОЙ ЛЮБИТЕЛЬ ПОПРАКТИКОВАТЬСЯ в искусстве медицины, Брейер обычно начинал общение со своими пациентами в больнице с коротенькой беседы, которую он, сидя на краешке кровати, элегантно переводил в медицинский опрос. Но, когда он вошел в палату №13 клиники Лаузон, никакой беседы на краешке кровати не намечалось. Ницше сразу же заявил ему, что чувствует себя необыкновенно здоровым и не желает больше терять их драгоценное время на обсуждение своих несуществующих симптомов. Он предложил немедленно перейти к делу.

«Мое время скоро снова придет, доктор Брейер; моя болезнь никогда не уходит слишком далеко или слишком надолго. Но сейчас, когда она envacance [11],

продолжим работу с вашими проблемами. Какого прогресса вы достигли в мысленном эксперименте, который я рекомендовал вам вчера? О чем бы вы думали, если бы не были заняты исключительно фантазиями о Берте?»

«Профессор Ницше, позвольте мне начать с другого. Вчера вы опустили мое профессиональное звание и назвали меня Йозефом. Мне это понравилось. Мне показалось, что я стал вам ближе, и мне это понравилось. Хотя нас связывают профессиональные отношения, характер нашего общения требует близкого общения. Не могли бы вы в связи с этим начать называть меня по имени и позволить мне называть так вас?»

Ницше, который построил свою жизнь таким образом, чтобы избежать личных взаимодействий, пришел в замешательство. Он поеживался, заикался, но, не находя лицеприятного способа отказаться, неохотно кивнул. В ответ на следующий вопрос Брейера, желает ли Ницше, чтобы он обращался к нему «Фридрих» или «Фриц», тот буквально рявкнул: «Фридрих, пожалуйста. А теперь за дело!»

«Да, за дело! Возвращаясь к вашему вопросу. Что кроется за Бертой? Я знаю, что там мчится поток темных глубинных мыслей, который, как мне кажется, вышел из берегов несколько месяцев назад, когда я миновал сорокалетний рубеж. Знаете, кризис в районе отметки „сорок“ – не редкость. Помните, что вам осталось до этого каких-то два года на подготовку».

Брейер знал, что его фамильярность неприятна Ницше, но знал он и то, что части его требуют более близкого человеческого общения.

«Меня это не особенно беспокоит, – сказал на всякий случай Ницше. – Мне кажется, что мне сорок с тех самых пор, когда мне исполнилось двадцать».

Что это было? Попытка сближения! Вне всякого сомнения, попытка сближения! Брейер вспомнил о котенке, которого его сын Роберт недавно подобрал на улице. «Налей ему молока, – скомандовал он сыну, – а сам отойди. Пусть спокойно попьет и привыкнет к тебе. Потом, когда он будет чувствовать, что он в безопасности, ты сможешь его погладить». – Брейер отступил.

«Как лучше всего описать мои мысли? Болезненные, мрачные мысли. Иногда мне кажется, что я добрался до вершины жизни. – Брейер замолчал, вспоминая, что он говорил об этом Фрейду. – Я добрался до пика и теперь заглядываю за край, хочу посмотреть, что мне уготовано, и вижу только разрушение – старение, внуки, седые волосы, или, например, – Брейер постучал по проплешине, – полное отсутствие волос. Но и это не совсем то, что я пытаюсь вам объяснить. Меня беспокоит не спуск, а невосхождение».

«Невосхождение, доктор Брейер? Почему вы не можете продолжать подъем?»

«Фридрих, я знаю, что с привычкой расстаться нелегко, но, пожалуйста, называйте меня Йозеф».

«Ну, Йозеф. Расскажите мне, Йозеф, о невосхождении».