Когда Ницше плакал

ГЛАВА 13

КОГДА В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ ОНИ ЕХАЛИ В ФИАКРЕ В КЛИНИКУ, Брейер поднял вопрос о конфиденциальности и предположил, что Ницше будет спокойнее, если его зарегистрируют в клинике под псевдонимом, а именно — как Удо Мюллера; это имя он называл, когда обсуждал этого пациента с Фрейдом.

«Удо Мюллер, Уу-у-у-удо Мю-ю-ю-юллер, Удо Мююююююллер. — Ницше, явно пребывающий в хорошем настроении, тихонечко напевал себе под нос это имя, будто хотел распробовать его мелодию. — Хорошее имя, ничего особенного. У него есть какой-нибудь особенный смысл? Может, — злобно предположил он, — это имя еще одного такого же упрямого пациента?»

«Нет, — ответил Брейер. — Это просто мнемоника. Я придумываю псевдонимы пациентам, заменяя обе буквы инициалов на буквы, предшествующие им в алфавите. У меня получилось У. М., а Удо Мюллер — это первое, что пришло мне в голову на У. М.».

Ницше улыбнулся: «Может быть, когда-нибудь медицинский историк будет писать книгу о знаменитых венских врачах и задумается: зачем великий доктор Брейер так часто навещал некоего Удо Мюллера, таинственного человека без прошлого и будущего».

Брейер впервые видел Ницше в игривом настроении. Это служило хорошим предзнаменованием на будущее, и Брейер отвечал ему той же монетой: «А как же бедные биографы философов из будущего, которые будут пытаться определить местонахождение профессора Ницше в декабре месяце тысяча восемьсот восемьдесят второго года?»

Несколько минут спустя, поразмышляв на этим вопросом, Брейер начал жалеть о том, что предложил использовать псевдоним. Необходимость называть Ницше ненастоящим именем в присутствии персонала клиники становилась совершенно необязательной уловкой на фоне и без того двусмысленной ситуации. И зачем только ему понадобилось усложнять и без того непростое положение? В конце концов, Ницше не нужно прятаться за псевдонимом при лечении мигрени, обыкновенного заболевания. Вообще, их договор предполагал, что он сам, Брейер, рискует, а соответственно, именно он, а не Ницше, нуждался в секретности.

Фиакр въехал в восьмой округ и остановился у ворот клиники Лаузон. Охранник у ворот, узнав Фишмана, благоразумно не стал заглядывать в экипаж и поторопился открыть железные ворота. Фиакр, качаясь и подскакивая на булыжной мостовой, преодолел стометровый проезд к белым колоннам главного входа центрального здания. Клиника Лаузон, красивое четырехэтажное строение белого камня, была рассчитана на сорок неврологических и психиатрических пациентов. Триста лет назад это здание было построено как городская усадьба барона Фридриха Лаузона. Оно было расположено сразу за городскими стенами Вены и было окружено собственной оградой вместе с конюшнями, каретным сараем, домами слуг и двадцатью акрами сада и фруктовых аллей. Здесь поколение за поколением рождались молодые Лаузоны, росли и отправлялись охотиться на огромных диких кабанов. После смерти барона Лаузона и его семьи во время эпидемии тифа 1858 года имение Лаузон перешло к барону Вертгейму, дальнему родственнику Лаузонов, недальновидному человеку, который редко покидал свое сельское имение в Баварии.

Управляющие имения сообщили ему, что он может избавиться от всех проблем, связанных с унаследованной им недвижимостью, только превратив ее в государственное учреждение. Барон Вертгейм решил, что это здание станет оздоровительной клиникой при условии, что его семье там будет предоставляться бесплатное медицинское обслуживание. Был учрежден благотворительный фонд и созван совет попечителей, который был замечателен тем, что в него входили не только несколько видных католических семей Вены, но и две еврейские семьи филантропов, Гомперсы и Олтманы. Хотя в больнице, открывшейся в 1860 году, лечились преимущественно люди обеспеченные, шесть мест из сорока оплачивались покровителями и были доступны бедным, но приличным пациентам.

Одну из этих шести коек Брейер, представлявший семью Олтманов в совете клиники, зарезервировал для Ницше. Влияние Брейера в Лаузоне не ограничивалось полномочиями совета; он был личным врачом директора больницы и еще нескольких членов администрации.

Прибывших в больницу Брейера и его пациента встречали с большим почтением. Все регистрационные процедуры были отложены, и директор и главная медицинская сестра лично повели доктора и пациента смотреть свободные палаты.

«Слишком темно, — оценил Брейер первую показанную им комнату. — Герру Мюллеру необходим свет для чтения и письма. Давайте посмотрим что-нибудь на южной стороне».

Вторая комната была небольшой, но светлой, и Ницше сказал: «Это подойдет. Здесь намного светлее».

Но Брейер сразу же возразил: «Слишком маленькая, воздуха совсем нет. Что есть еще?»

Третья комната тоже понравилась Ницше: «Да, это то, что нужно».

Но Брейер опять был недоволен: «Слишком людно. Слишком много шума. Вы можете дать нам комнату подальше от пункта дежурства?»