Когда осыпается яблонев цвет

– Ладно, скажу. Впрочем, это никакая не тайна. Я всегда надеялся, что Егорка пойдет по моим стопам. Конечно, я не дурак. Понимаю, что армия сейчас не так сильна, как раньше. Но, с другой стороны, Афганистан закончен, холодная война завершена, можно служить, как говорится, и без страха, и без упрека. Многие спрашивают меня: «Зачем служить? Кому?» А у меня один ответ: «Родине». Я так привык, понимаете? Я же потомственный военный. Егорка вот – Егор Михалыч, а я, соответственно, Михаил Егорыч, а отец мой – Егор Михалыч и финскую прошел, и Первую мировую, а в сорок третьем под Сталинградом погиб. Между прочим, генерал-майором был. Мог бы сидеть в блиндаже и ждать донесений, а он солдат за собой в атаку повел, ни за чьи спины не прятался. Ну а дед мой – Михаил Егорыч – тоже не в последних чинах ходил в царской армии. Так что такие вот мы, Коваленки. Я надеялся, что и Егор не подведет, да, видно, напрасно.

Он говорил очень расстроенным голосом, и мне стало его жалко. Я даже повторила про себя: «Бедный, бедный Михаил Егорыч Коваленко». И через мгновение – все. В глазах темно. В голове туман. Нечем дышать. Я похожа на птицу, летящую в пропасть. Мне страшно и больно. Сердце стучит внутри тяжелым камнем. Холодеют пальцы рук и ног. Саднит каждую клеточку кожи. Я молчу. Я не могу произнести ни звука. Я перестала слышать и видеть. Я не замечаю того, что происходит вокруг, и меня не волнует, происходит ли вообще что-то. Я далеко отсюда. Я где-то там, в своем горе двадцатилетней давности. Я живу и ненавижу. Я живу своей ненавистью. Я жажду мести. Я охвачена яростью. Я думаю только об одном: «Вот и вы. Вот мы и встретились. Вот и случилось пересечься нашим прямым». Нет, так я должна была бы думать, а на самом деле я не думаю ни о чем, я только чувствую, что в сознании бьются, и переворачиваются, и трепещут одни и те же слова: «Михаил Егорыч Коваленко. Михаил Егорыч Коваленко. Михаил…»

– Детка, вам плохо?

Вот он, Михаил Егорыч Коваленко, – причина всех моих бед и несложившегося женского счастья – склонился надо мной, участливо задает вопросы, испуганно заглядывает в глаза и даже ласково называет деткой. Да, мне плохо, подполковник Коваленко, мне очень плохо. Я не хочу вас слышать и не могу вас видеть. Я не хочу вас знать! Но это вы. Вы! Стоите передо мной живой и невредимый, в то время как все мои близкие… Это вы! Я точно знаю. Знаю и все же спрашиваю:

– Вы хотите для своего сына такой судьбы?