Когда открываются тайны (Дзержинцы)

Епископские покои были воздвигнуты в мавританском стиле: аркады, купола и богатые орнаменты ласкали взор владыки. Хозяин знал толк в роскошных хоромах. Не однажды он сиживал в красивейших дворцах отцов-иезуитов, вел с ними задушевные беседы и чувствовал себя при этом как дома.

— Освещены церкви, оба собора и даже Благовещенский монастырь. Власти, как всегда, не осмелились противиться вашему преосвященству.

Отец Николай улыбнулся своей неизменной улыбкой. Он любовно смотрел на епископский профиль, лаская прохладным взглядом горделивую осанку восьмидесятилетнего, но еще крепкого, костистого старца. Горе тому, кто не знал крутого нрава владыки. Епископ не терпел возражений, он добивался своего любыми средствами... Вот и сегодня его желание осуществилось: в канун нового 1921 года в Херсоне, где на строгом учете каждая электролампочка, церкви и соборы были освещены как и во времена царствования Николая II.

Со снисходительной лаской глядел владыка на высокий лоб отца Николая, стараясь угадать, что таится в переменчивых глазах собеседника, которые то вспыхнут душевным озарением, то заблестят холодно.

Вспоминался день и час, когда перед ним появился этот человек с необычно зелеными глазами, в рясе песочного цвета. Пришедший протянул ему клочок белой бумаги. Епископ не был удивлен, когда над огнем на чистом листе стали появляться одна за другой крохотные буквы латинского алфавита, а затем и вся фраза: «Примите отца Николая в дом свой. Тихон, патриарх всея Руси».

Сегодня ровно месяц, как отец Николай переступил порог епископского дома. Он давно уже не гость, именем его преосвященства добывает тепло для церквей в то время, когда в военных госпиталях от холода замерзают раненые и больные. В госпитале подчас оперируют при свете коптилок.

Именем епископа отец Николай инспектирует священнослужителей всех приходов, часами простаивает за папертью, когда исповедываютея прихожане. То сладкоречивым голосом, то угрозой божьей кары батюшка обязан проникать в мозг и душу ищущего прощения грехов своих. Ни один не должен уйти от исповедника, не раскрыв своей души, не рассказав всего, что хочет знать отец Николай: о собраниях большевиков и комсомольцев, о чекистах, о размере госпитальных пайков, о потерях от эпидемии.

— Сегодня я встретился с некоторыми трудностями, — заметил отец Николай, — но удачно преодолел их.

— Что-нибудь серьезное? — пробуждаясь от дум, спросил епископ.

— Пустяки. Если не надоел, разрешите доложить.

Епископ наклонил голову, не сводя выжидательного взгляда с собеседника.

— Создана тройка из гражданских. Ни в рай, ни в ад без визы этой с позволения сказать, троицы не попасть обыкновенному смертному. Прихожу в большевистский комитет. Все три на месте: этот каторжанин с усами — Доброхотов, его товарищ из горсовета — Марьянов и секретарь упарткома Варич. Смиренно представляюсь, подаю прошение вашего преосвященства. Читают, переглядываются. Затем встает Варич, подходит ко мне, тычет в руки прошение.

— Передайте епископу, что каждая электролампочка стоит городу сто литров воды. Да не обидится господь бог, — пошутил он, — ежели хвалу ему воздадут и при свете лампады.

В глазах епископа блеснули зловещие огоньки, его выпрямившаяся спина открыла золоченую резьбу кресла, руки — белее мрамора — цепко легли на крест.

— Неплохо сказано... — Епископ трижды кашлянул, прочищая горло.

— Дальше, ваше преосвященство, согласно правил субординации, я отправился на прием к уполномоченному Реввоенсовета Деревицкому. Результат, сверх ожидания, блестящий.

Взгляды беседующих встретились.

— Этот что же — глуп или благородного воспитания?

Епископ задумался. На его плотно сжатых губах мелькнуло подобие улыбки

— Почему лукавит ваш полковник? — неожиданно задал вопрос епископ.

— Полковник Демидов? Он высоко ценит вашу проницательность и организаторский талант, — отпарировал отец Николай.

Глаза епископа сузились.

— Все военные — выскочки и лицемеры. Целуя мою руку или прикладываясь к святому образу, врангелевские офицеры богохульствуют, мерзко ведут себя и не верят в могущество церкви. Врангелевцы полетели в море со своими пушками и танками, а мы выстояли и стоять будем до сокрушения супостата...

Епископ судорожно взял костлявой рукой распятие и, трижды постучав им по столу, начал разливать в чашки вино.

Отец Николай сделал неясный жест, обозначающий протест, но промолчал. Он отвернул длинную полу рясы, ловко выхватил из-за лакированного голенища сверток бумаг, пододвинул стул к епископскому креслу.

— Я имею достоверные сведения, ваше преосвященство: стремление гражданской троицы к единовластию будет сломлено. Топливо, свет, снабжение города находятся в руках армии. В городе голод. Крестьянин добровольно хлеб не отдаст. Скоро большевики начнут пожирать друг друга.

Выжидая, что ему скажут на это, отец Николай хлебнул из чашки глоток вина.

Но епископ, отведя глаза в сторону, молчал.

— Вот, ваше преосвященство, точные данные о ежедневной смертности: в госпиталях 328 человек плюс столько же гражданского населения за неделю. Разве это не божья кара?