Когда отцовы усы еще были рыжими

- Тогда я безусловно ее пойму.

Теперь стал откашливаться господин Шатцхаузер.

- У меня на повозке висит табличка с моим именем...

- Допустим, - сказал отец, - да, ну и что?..

- Она была довольно-таки заляпана грязью.

- Предположим...

- Он начистил ее до блеска, - сказал господин Шатцхаузер, - начистил, потому что ему понравилось имя на ней.

Теперь они оба замолчали. Слышно было, как несколько раз звякнула чашка, отец, видимо, вскипятил чай.

- Все время, пока мы ехали от Конного рынка до пивной, - сказал господин Шатцхаузер, - я думал, как бы мне его отблагодарить.

- Боюсь, что на вашем месте со мной происходило бы то же самое.

- Вы добрый и очень отзывчивый человек, - вздохнул господин Шатцхаузер.

- Вопрос только в том, - сказал отец, - придумал ли бы я то же, что и вы.

- Выяснилось, - проговорил господин Шатцхаузер, - что я панически боюсь могил. И когда я представил себе мальчика на кладбище и заметил, что он чувствует себя виноватым оттого, что на какую-то минуту забыл о дедушке, я сказал себе: лучше всего будет, Арон, если ты избавишь мальчонку от этого и покажешь ему, что жизнь куда важнее смерти.

- Тут вы совершенно правы. - Голос отца слегка дрожал.

- Я прав по отношению к мальчику, - сказал господин Шатцхаузер, - но по отношению к нам я не прав. И потому-то я, как видите, пришел сюда.

- К нам?.. - удивился отец. - Но кто это мы?

- Мы с вами, - серьезно ответил господин Шатцхаузер. - Вы и я.

- Я пытаюсь следить за вашей мыслью, - сказал отец.

- Мы с вами очень похожи, - заявил господин Шатцхаузер.

Слышно было, как отодвинули стул, очевидно, отец поклонился.

- Вы мне льстите.

- Вовсе нет, - пылко заверил его господин Шатцхаузер. - Ведь мы оба не бываем на могилах наших отцов.

Отец молчал; я чувствовал, что он пребывает в нерешительности.

- Да, да, - настаивал господин Шатцхаузер, - это правда.

- Хорошо, - подавленно сказал отец, - а почему?.. Потому что мы слишком любим своих отцов.

- По видимости так, - ответил господин Шатцхаузер, - но разве свидетельствует о любви то, что мы забросили отцовские могилы?

- Прошу прощения, - сказал отец, растягивая слова, - но, по-моему, вы сейчас сами себе противоречите. Вы же как раз объясняли мальчику, что каждый умерший мертв настолько, насколько его считают мертвым.

- Верно, - - согласился господин Шатцхаузер. - Но я же вам говорю: это была версия для ребенка.

- А какова же тогда версия для нас? - спросил отец. Господин Шатцхаузер вздохнул.

- Это я узнал только сегодня.

- Озарение?.. - недоверчиво спросил отец.

- Нет. Прозрение, если вам будет угодно.

- Я сгораю от любопытства, - холодно сказал отец.

Господин Шатцхаузер говорил теперь - так осторожно, словно боялся разбить какое-нибудь из своих слов.

- Вы утверждали, что наша сыновняя любовь умаляется, если мы сохраняем для себя только вещественную память?

- Вы полагаете, - озадаченно спросил отец, - что мы должны примириться с могилами?

- Обязательно, - серьезно сказал господин Шатцхаузер.

- Но разве это не значит, - в волнении вскричал отец, - примириться с бренностью?

- Именно так, - сказал господин Шатцхаузер.

- A любовь к предкам? - возмущенно воскликнул отец. - Как быть с нею?

- А все очень хорошо получается, - спокойно проговорил господин Шатцхаузер, - она только выиграет при этом.

- Выиграет? - смутился отец. - Она выиграет?

- Ну, конечно, - сказал господин Шатцхаузер. - Теперь она наконец сможет, забыв оболочку наших предков, видеть их духовным взором.

- Боже правый, - после довольно долгой паузы вымолвил отец. - Кто же вы такой, дружище, что приходите к подобным умозаключениям?

- Всего лишь конноторговец Арон Шатцхаузер.

Опять отодвинули стул. Очевидно, господин Шатцхаузер встал, и уж наверняка он поклонился отцу. В голосе отца снова послышалось недоверие.

- И вы говорите, у вас только сегодня было это... прозрение?

- Я обязан им встрече с вашим сыном, - сказал господин Шатцхаузер.

- При чем тут опять Бруно? - в изнеможении воскликнул отец.

- Только благодаря ему, - спокойно отвечал господин Шатцхаузер, - я вообще додумался пойти на кладбище. Тут уже отец двинул стулом.

- Вы... вы были на могиле моего отца? - почти шепотом спросил он.

- Сперва я побывал на нашем кладбище, - сказал господин Шатцхаузер. Первый раз за двадцать лет, можете себе представить? Потом пошел на ваше. Разница между могилами вашего и моего отца очень невелика. На вашей растет плющ и бурьян, а на моей - самшит и трава.

- Ладно, - выдавил из себя отец, - вы пошли на могилу вашего уважаемого батюшки, что я могу понять, но моего... Почему?

Голос господина Шатцхаузера вдруг зазвучал так же неприветливо, как у Конного рынка, когда он велел мне садиться на козлы.

- Мне хотелось исправить свою ошибку, у меня совесть была нечиста.

- Бога ради, - воскликнул отец, - и в этом опять виноват Бруно?

- Я в этом виноват, - строго проговорил господин Шатцхаузер. - В конце концов ведь это же моя идея, что он должен принести вам фальшивый листок.

- Наверное, я во многом виноват перед ним, и это следует исправить, сказал отец.