Когда погаснет лампада

После того как Хаим-Яков не вернулся домой и все усилия Песи прояснить его судьбу ни к чему не привели, настало время утешений. Говорили разное. Как всегда, наиболее благоприятная версия пришла со стороны Хаи-Сары Берман. Она утверждала, что мужчин распределили по отдаленным деревням в качестве переводчиков с украинского ввиду большой близости между немецким и идишем. А что касается Хаима-Якова, так того и вовсе мобилизовали как винодела: всем ведь известно, что нет в округе лучшего специалиста по плодово-ягодным винам.

Так говорит Хая-Сара. Нельзя сказать, что она очень нравится автору, но и он признает удивительное умение этой пузатой женщины выстраивать воздушные замки и тем самым дарить людям утешение в трудные минуты.

Двенадцать евреев, ушедших на очистку территории паровой мельницы, не вернулись домой. Кто-то сказал, что их расстреляли. Песя волнуется, тревога морщит ее озабоченное лицо. Фрейда Львовна и ее дочь Рая Розенкранц беспокоятся за Нахмана Моисеевича. Не обошла беда и дом бывшего возчика Мордехая. После того как высекли его в кабинете бургомистра Карпенко, утратил Мордехай уверенность в жизни. Ведь что отличало этого еврея от других? Прежде всего — острый, все подмечающий взгляд.

Был он простым человеком, любил пропустить стаканчик, потрепать языком и выкурить трубку, а то и просто махорочную самокрутку. Понимающими глазами взирал он на этот непростой мир. И вот избили старика смертным боем. Много ли надо восьмидесятилетнему еврею? Принято думать, что чем старее еврей, тем ближе он к тому, чтобы стать Мафусаилом[55]. Но вот приходит в мир болезнь, и выясняется, что первые ее жертвы — как раз те древние старцы, чьи корни, казалось бы, крепче всего держатся за землю.

После того как забрали у Мордехая его друзей-лошадей, его телегу и его заработок, а взамен влепили удары плетью, понял старик, что не стоит жизнь ломаного гроша — по крайней мере, на этой земле. Все свои годы он имел дело с еврейскими домохозяйками, глупыми коровами, чью душу понимал досконально, и умел рассказать о них кучу историй от мясницкого прилавка до кузова телеги. Понимал он и настоящих коров, и лошадей, и других животных. Немало скота было зарезано на его глазах, так что Мордехай хорошо знал, где проходит грань между жизнью и смертью, умел читать в грустных и теплых коровьих глазах, полных смиренного и невыразимого чувства, — ведь с каждым зарезанным животным исчезает часть тайного сокровища жизни. С последним спазмом агонии подходил мясник Мордехай к теплому еще телу и приступал к работе: сдирал кожу, разделывал тушу, развешивал парное мясо на мясницких крюках, продавал хозяйкам. Кончено! Еще вчера ходило животное по земле, а уже сегодня исчезло в желудках мужчин и женщин города Гадяча. Таков заведенный порядок, и не Мордехаю менять его.

Но с чего это вдруг стал он размышлять о мировом порядке? Куда подевались его веселость, его неизменный оптимизм и жизненная сила? Бася ходит по комнатам и вздыхает. Она тоже не очень молода: семьдесят с лишним. Не такое это простое дело — быть женой Мордехая, а ведь Бася уже полвека тянет нелегкую эту колесницу. Тянет, во всем слушается мужа.

— Бася! — зовет Мордехай слабым голосом.

Жена подходит.

— Бася, — говорит он. — Когда уйду я отсюда, не жалей ни о чем и не падай духом. Прости меня за то, что иногда повышал на тебя голос. Что поделаешь: любовь всегда тиха, зато ссора любит кричать… Басечка…

Медленно выговаривает слова Мордехай. Бася кивает, пытаясь припомнить: а слышала ли она когда-нибудь от мужа хоть полсловечка о любви? Слезы ползут по ее морщинистому лицу.

— Басечка! — продолжает старик. — Все эти годы была ты мне верной женой. О чем же теперь плакать? Человек стареет и слабеет, наступает время уходить в лучший мир. Карпенко всего лишь немного приблизил мой час…

Бася берет со стола кружку сладкого киселя и подает мужу — она хорошо знает, как любит Мордехай этот кисель.

— Глотни хоть немножко, Мордехай!

Голос ее мягок, полон тепла и любви. Но муж отрицательно мотает головой, отводит ее руку. Ему важно успеть, важно договорить.

— Бася! Когда я уйду, ты должна похоронить меня, как это заведено в народе Израиля. Сходи к Спиридонычу и скажи ему так: «Сергей Спиридонович! Мой муж Мордехай умер и перед смертью просил, чтобы ты отвез его на еврейское кладбище, чтобы схоронить по еврейскому обычаю»…

Так говорит Мордехай перед тем, как умолкнуть навсегда. Спиридоныч — второй возчик в Гадяче, вечный соперник и конкурент Мордехая. Бася плачет у постели мужа. Он перестает дышать еще через час-другой. Кончилась жизнь возчика Мордехая, никогда больше не услышим мы его неторопливый рассказ, не увидим, как сидит он на козлах телеги, влекомой задумчивым мерином Павликом по дороге из Гадяча в Вельбовку. Бася запирает дом и отправляется к Спиридонычу. Она всегда и во всем привыкла слушаться мужа, даже покойного.