Она оказалась единственной, кто отважился на протест. Все остальные торопливо раздеваются — в том числе Мириам Левитина и ее дочь Лия. Их тоже видим мы в последний раз в этом рассказе. Видим молодое лицо Мириам и ее седые волосы. Мать, жена и домохозяйка, всю жизнь выбивавшаяся из сил во имя детей и семьи. Вот и сейчас, на краю рва, нет страха в ее сердце — оно до краев затоплено материнской жалостью и отчаянным желанием облегчить смертную минуту больной дочери. Голые стоят они над страшной ямой.
— Мама! — зовет Лия, и Мириам обнимает ее, прикрывает от страха и от предсмертной горечи.
Лишь выстрелы палачей разрывают эту крепкую связь, разрывают вместе с жизнью.
В последней группе реб Довид, Нехама и Беломордик. Завернувшись в талес, мелкими шажками приближается к смерти старый резник. Громким голосом читает он «Шма», свою предсмертную молитву. Звучит и благословение, дозволенное к произнесению вслух лишь во время Судного дня. Нехама не отходит от старика, верит в защитную силу его молитв.
Люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими…[56]
Старый резник молится с воодушевлением, весь отдаваясь молитве. Слепые глаза его устремлены в небо, он ощущает себя сейчас представителем всего народа Израиля, ведомого на плаху.
— Раздеться! — раздается у самых его ушей, и грубая рука палача сдергивает со старика белый талес.
— Давайте, я помогу вам, реб Довид, — мягко говорит Нехама.
Она помогает старику раздеться и раздевается сама. И вот он, последний миг. Толчок. Потрясение. Темнота.
Но что это? Чудом пули минуют служку Беломордика. В чем мать родила, он продолжает стоять на краю рва, сжимая в руке коробку для пожертвований.
— Пожертвование спасает от смерти… — шепчут его губы. — Пожертвование спасает от смерти…
Это последние слова, прозвучавшие в тот день на краю оврага. Возможно, в их произнесении и заключалась роль служки Беломордика в этой жизни. Гремит еще один выстрел, на этот раз точный. Служка падает в овраг на груду залитых кровью тел.
Полицаи разбирают лопаты и кое-как забрасывают трупы землей. Эсэсовцы шарят в вещах убитых, перетряхивают одежду, ищут ценности. Темнеет, опускается вечер. Петер Мейгерт садится в кабину, остальные убийцы забираются в кузов. В горячке работы Мейгерт не успел пообедать. Машина везет его прямиком в офицерский ресторан при гостинице. Там по-прежнему вкусно пахнет тушеным мясом. Мейгерт заходит в зал, садится за мраморный столик. Симпатичная официантка Полина в кружевной наколке и нарядном переднике подходит обслужить уважаемого клиента.
Ким спит на кушетке в горнице дома Фейгиных. Наверху в укрытии лежат две женщины и две девочки. Глаза Тамары открыты. Ее не покидает ощущение, что она и в самом деле слышала голос своего приятеля.
Женщины перешептываются в темноте. Разгорается спор. Во всем виновата непоседливая Тамара. Ей вздумалось спуститься в комнаты, и она требует от Песи разрешения. Вот ведь безумная коза! Фрейда Львовна протестует. Это опасно! Женщина упрекает Тамару в легкомыслии, а с нею и всех других неразумных девчонок, не знающих, что такое дисциплина и уважение к старшим.
Тамара никогда особенно не любила тетю Фрейду. Она пропускает мимо ушей ее упреки и нотации. Слава Богу, у девочки есть проверенный временем подход к сердцу бабушки Песи. Она продолжает настойчиво уговаривать бабушку, пока та не сдается. Фрейда Львовна возмущенно поджимает губы: ну и воспитание! Если так баловать детей, то в итоге они перестают слушаться вовсе, хоть ты кол им на голове теши!
Девочка бесшумно открывает хорошо замаскированный проход и выползает наружу. Затем она тихонько спускается в комнату. Здесь повсюду следы фашистов. Тамара бросает случайный взгляд на кушетку и замирает. Кто-то лежит там. Ой, это и в самом деле Ким!
Ким спит так уютно, что все вокруг него кажется спящим. Тамара присаживается рядом и смотрит на лицо мальчика, на его длинные ресницы. Во сне он кажется ей совсем маленьким, намного моложе нее. Теплая волна почти материнского чувства поднимается в Тамариной груди.
Парень просыпается и видит перед собой серьезные глаза Тамары.
— Все-таки пришел? — спрашивает она и поправляет волосы инстинктивным женским движением.
Ким встряхивается и садится на кушетке. Его губы опухли от сна.
— Тамара! А я думал, что не найду тебя дома!
— Ты, наверно, проголодался. Сейчас поищу что-нибудь.
Пошарив в плите, она извлекает несколько холодных картофелин и простоквашу.
— Ешь!
Пока парень жует, Тамара рассказывает о последних событиях. Гибель дедушки, «регистрация». Вдруг она вспоминает, что столь долгое отсутствие может встревожить бабушку.
— Жди тут, я сейчас вернусь, — говорит она и исчезает.