Когда погаснет лампада

Если выходить, то сейчас, не медля. Тамара и Рая тщательно подбирают одежду. Три платка: белый, голубой и коричневый — подходящий комплект на голову. Простые платья, мятые кофты, телогрейки, подпоясанные веревкой. Истинный бал-маскарад. И вот уже стоят две украинки на чердаке дома Фейгиных. Ким удивленно смотрит на Тамару. Девочки помогают переодеться и Фрейде Львовне. Она повязывает цветастый платок, мнет куртку, засовывает в боковой кармашек все свое богатство — две тысячи рублей. Кто знает, понадобятся ли эти деньги? Честно говоря, усилия женщины изменить внешность не слишком помогают. Да и акцент сразу выдает ее с головой.

Песя собирает еду в дорогу — привычное занятие хозяйки. В небольших котомках самое необходимое. Время прощаться с бабушкой. Сердце Тамары сжимается при взгляде на родное морщинистое лицо. Девочка выросла за этот год, теперь ей не приходится подниматься на цыпочки, чтобы поцеловать старую Песю. Обе плачут — и бабушка, и внучка, — так уж заведено у женщин.

— Бабушка, я приду забрать тебя, слышишь?

— Не надо, Тамарка! Думай лучше о себе, о том, как спастись!

Фрейда Львовна, Рая и Ким стоят в сторонке, готовые к выходу.

— Присмотрите за девочкой, — обращается Песя к Фрейде Львовне.

Просьба не очень к месту: неизвестно, кому тут за кем придется присматривать. Скорее уж помощь понадобится носатой Фрейде Львовне с ее еврейским акцентом.

Прощальный шепот, напутственная молитва, слезы. Ким выходит первым, осматривается: в переулке никого, путь свободен. Все уходят, и Песя остается одна в пустых комнатах. Отчаяние охватывает старую женщину. Рухнула семья, потрясены основы всей ее жизни. Она неподвижно сидит на табурете, сложив праздные руки и уставившись в одну точку. Чего ей ждать тут, в одиночестве? Лучше уж перебраться в штибл. Там прячутся знакомые евреи — Гинцбурги, Бейла Беломордик и другие. Вместе и помирать не так страшно.

Вот только как туда пробраться?

Но не зря сказано мудрецами, что Господь предупреждает болезнь лекарством. Снова мы возвращаемся к Глаше.

Быстро разлетелось по округе известие о расстреле шестидесяти пяти евреев. К вечеру оно достигло и лесной партизанской базы. Сердце Соломона разрывается от тревоги за мать, за Тамару, за сына. И какова судьба остальных евреев Гадяча? После совещания с Тихоновым и Гавриленко решено немедленно послать в город Глашу.

И вот снова входит Глаша в разгромленный фейгинский дом. В горнице дремлет старая Песя. Какое-то время девушка смотрит в сморщенное, сильно постаревшее лицо, затем трогает Песю за плечо.

— Доброе утро, бабушка!

Ее тихий ласковый голос не может разбудить Песю, которая немало намучилась за предыдущие сутки. Глаша повышает голос.

— Ну? — говорит она, улыбаясь. — Так и будем молчать? Кто же тогда расскажет мне обо всем, что тут было?

Песя наконец открывает глаза и видит светловолосую девушку, связную Соломона, которая уже в третий раз появляется в доме Фейгиных. Видит Глашу, а с нею и надежду на спасение.

— Здравствуй, Глашенька! Как Соломон?

— Соломон Ефимович и Вениамин живы-здоровы. А что произошло здесь? И где ваша внучка?

Песя рассказывает.

— Плохо, — качает головой Глаша. — Как она могла бросить вас одну?

Песя делает слабое движение рукой: ничего не поделаешь.

— Нельзя оставаться одной в такое время, — стоит на своем Глаша.

— А что ты предлагаешь?

Глаша раздумывает секунду-другую. В партизанском лагере военная дисциплина, и она не может своей волей привести туда старушку.

— Подождите тут до завтра-послезавтра, — говорит она. — Я приду на рассвете и заберу вас в другое место.

— Доведи меня сейчас до еврейского кладбища, — просит Песя. — Там я и подожду.

«Значит, там прячутся люди», — соображает девушка. Конечно, она поможет Песе добраться до кладбища.

Дожили! Песя Фейгина переодевается слепой нищенкой! Она надевает старый пиджак Хаима-Якова, берет в руки длинную палку, повязывает голову черным платком. Платок низко надвинут на лоб, концы завязаны на затылке. Затем под наблюдением Глаши Песя разучивает походку слепцов. В котомку кладут немного еды и теплой одежды.

Вот и настало время расстаться с домом Фейгиных, где мы провели столько хороших дней. Женщины запирают дверь и направляются в сторону еврейского кладбища. Идут медленно, не торопясь, Глаша — в роли поводыря. Глаза Песи закрыты.

— Подайте, Христа ради!

Никто не обращает внимания на слепую нищенку. Много шаталось в то время по дорогам нищих, убогих и сирот, просивших милости. Мало кто тогда проявлял к ним милость.

— Подайте, Христа ради!

Так, шаг за шагом, добираются они до ворот еврейского кладбища. Вторая половина октября. Поблескивает лента реки. В воде отражаются голые кусты. В зарослях тростника дремлют утки. На кладбище качаются, шумят, беседуют друг с другом рослые деревья. Резкий крик ворона разрывает осеннюю тишину.

В штибле собралось двадцать пять человек. Известие о расстреле евреев принес Янкл Левитин, который смог убежать, когда в дом вломились убийцы. Он появился в штибле глубокой ночью, дрожащий и испуганный.

Зайдем туда вслед за ним и мы.