Когда погаснет лампада

— Мой язык уже слегка заплетается, — улыбается Вениамин, — не слишком я опытен в алкоголе, но хочется и мне сказать несколько слов, да извинят меня дорогие гости за это желание. Мой предшественник уже заметил, что вот, мол, уезжает один из наших в большой город в какой-нибудь институт и забывает там далекое местечко. Он там, а городок продолжает жить своей жизнью. И вот проходит несколько лет, и возвращается молодой человек домой. Но что делали все это время его родители? Почему вдруг сгорбились их спины и поседели волосы? Они продолжали ходить по улицам своего городка, увязать в грязи во время дождей, поститься в Судный день и смахивать слезу, вспоминая о детях, разлетевшихся в дальние края. И вот возвращается парень домой в одно прекрасное утро, и мать места себе не находит от радости: «Ой, Шлоймеле приехал!» И, конечно, она тут же бросается к плите — готовить свои лучшие кушанья, печь субботние пироги и праздничные торты, а потом созывает всех друзей и родных: ведь Шлоймеле приехал, такая радость! А потому, дорогие друзья и гости, давайте наполним наши стаканы и скажем все вместе: «Лехаим! Лехаим, родители! Лехаим, старики! Лехаим, наши отцы и матери в далеких местечках! Лехаим!»

Вениамин садится и вдруг видит, что глаза его матери полны слез. У нее, пожилой женщины и вдовы, тоже есть свои горести. Дети разъехались на четыре стороны света, оставив ее дожидаться почтальона… а того все нету и нету. Лехаим, дорогая мама, лехаим, евреи!

За столом стариков тоже не дремлют. Боже упаси! Бутылки быстро пустеют, только и слышно, как звенят стаканы. Лехаим!

Ну-ка вместе сядем, сядем, как один,Ну-ка встретим ребе, встретим, как один,

Пей стакан! Лехаим! Пей стакан! Лехаим!

Все гости — и пожилые, и молодые — хором поют эту старую песню. После ребе «встречают» виновника торжества Соломона, затем — хозяев дома, затем — гостей. Тем временем на стол подается дымящаяся супница и мясное жаркое. Слышен звонкий смех Клавы — она смеется шуткам Соломона. Он знает уйму еврейских анекдотов.

Например, о еврее, который купил корову и уже дома обнаружил, что это бычок. И вот настала эпидемия коровьей болезни, и бычок тоже заболел. «Надо же, — сказал еврей, — как доить, так он бык, а как болеть, так он корова!»

Весельем и желанием веет от Соломона. Клава смеется так, что руки ее беспомощно падают под стол — одна из них прямиком на колено соседа. Лида тоже хохочет смешной шутке.

Встает еще один желающий произнести тост — это не кто иной, как лев стариковской стаи Берл Левитин. Тихо, товарищи! Берл и его рубящая ладонь готовятся к короткому выступлению. Мы собрались сегодня вместе, говорит он, отцы и сыновья, в доме нашего друга, чтобы хорошо провести время. Кому, как не нам, матерям и отцам, чьи лбы прорезаны глубокими морщинами, а бороды длинны — Левитин захватывает в горсть свою длиннющую бороду, — кому, как не нам, знать, до чего трудно растить сыновей. Вот выходит ребенок в мир, моргает глазками, двигает ручками и ножками. Проходят годы, и он превращается в юношу, юноша — в мужчину. Много страданий, крупинка радостей. В любом случае это наши дети, плод наших чресл, и мы всегда будем переживать за них и следить за каждым их шагом. И потому сейчас, когда собрались мы в доме нашего друга, чтобы хорошо провести время, я хочу выпить этот стакан за здоровье наших детей. За здоровье детей, которые сидят с нами здесь, в этой комнате, и за здоровье других, разбросанных по всему свету, где бы они ни были сейчас. За больших и малых, за сыновей и дочерей! Лехаим! За их здоровье и за хорошую жизнь!

В комнате нарастает шум, каждый уже говорит что-то свое, лица гостей раскраснелись. Резник реб Довид встает со стула, чтобы известить «босяков», что еще не все потеряно. Что, несмотря на все революции, институты и книги лжи, которые навалились на нас из больших городов, несмотря на то, что все вы тут сильно умные-разумные и ужасно ученые и точно знаете, в какую сторону крутятся мировые колеса, невзирая на все это — есть еще у нас Бог на небесах! И если вы даже встанете на голову вверх ногами, и поднимете шум-гам на весь свет, и бросите вызов всему сущему — даже если вы поступите так, то все равно останетесь глиной. Потому что есть еще!.. есть!.. есть еще у нас Бог на небесах!

Это странное заявление было выслушано гостями в смущенном молчании и по окончании не сопровождалось бурными аплодисментами и возгласами одобрения. Но разве не от сердца шли эти слова — от сердца дряхлого старика, человека молитвы, немало пережившего в жизни?