Когда погаснет лампада

Да, Вениамин знал ее до мелочей — чудо ее любви, холод ее равнодушия, тяжесть ее ненависти. Насколько иной была бабушка Песя! Она расхаживала по дому туда-сюда, мела, пекла, готовила и делала все прочие вещи, которые предписаны судьбой домохозяйке. В основном об этом она и говорила тихим своим голосом — и так же тихо переходила на вопросы отношений между людьми, на вопросы семьи, и дружбы, и заработка, и душевных слабостей. Как видно, ясна была ей суть жизни обычного человека на этой земле. А потому люди прислушивались к ее тихому голосу, а в минуты смущения шли к ней за добрым советом. И она, задумчиво обтерев поблекшие губы концом платка, высказывала свое осторожное мнение, всегда полное сочувствия и материнской теплоты.

Эти лучшие еврейские качества и переняла Тамара у своей бабушки — женщины практического действия и горячей души. У нее научилась девочка милосердию, вниманию к людям и умению принимать жизнь как она есть.

В противоположность своей матери, была Тамара искренней; ее карие глаза открыто взирали на мир, еще не обнаживший перед девочкой свои скрытые шипы.

И вот назначено было Вениамину сопровождать из Гадяча в столицу эту загорелую голенастую козу в коротком платьице. Впервые Тамара уезжала так далеко от родного местечка. Понятно, что бабушка Песя позаботилась о том, чтобы обеспечить их едой на дорогу. В корзинках и чемоданах лежали домашняя выпечка, вареное, жареное и тушеное мясо, яйца вкрутую, и субботние халы, и еще много, много чего.

На все взирала девочка широко раскрытыми глазами, и Вениамину пришлось запастись терпением, чтобы ответить на ее вопросы. Бескрайний и незнакомый мир расстилался перед нею за окном вагона; впервые увидела она, как он велик.

Но вот наконец поезд подъехал к столице, и Вениамин вздохнул с облегчением. На Киевском вокзале их ждала великолепная встреча. Поезд медленно втянулся в огромный стеклянный туннель, где бурлил, двигаясь с платформ в направлении выхода, поток пассажиров с мешками и чемоданами. Тут и там мелькали в толпе носильщики в белых передниках и с нумерованными железными бляхами на груди, устало вздыхал паровоз, и клубы дыма окутывали шумную вокзальную суету. Был конец августа, солнечное утро. Где-то поблизости уже переминалась осень на своих склизких ступнях, но в тот день солнце еще светило достаточно ярко и тепло, а плащи, пальто и шарфы еще прятались по шкафам и комодам.

Вениамина и Тамару встречали Рахиль, Фирочка и Соломон. Тамара увидела их первой: «Мама! Вон она, там!» Тут разглядел встречающих и Вениамин. Обе женщины были в соломенных шляпах и шелковых блузках, причем ярко-голубая блуза Рахили сразу приковывала взгляд. Издали видна была и ослепительная улыбка женщины. Тамара рванулась к матери и повисла у нее на шее; смех, поцелуи, объятия. Соломон и Фирочка не отставали от Рахили. В конце концов, таща на себе гроздь корзин и чемоданов, добрался до счастливой группы и бедный Вениамин.

— Как дела, Вениамин? — небрежно бросает ему Рахиль и снова поворачивается к Тамарочке.

Да уж, холодна эта встреча так, что недолго и замерзнуть. Зато крепкое рукопожатие Соломона не позволяет усомниться в том, что он рад другу. Фирочка тоже дарит Вениамину обворожительную улыбку. Соломон забирает часть багажа. Вопросы сыплются один за другим. Как поживает мама? Успешны ли плодово-ягодно-винные дела отца?

— Ах, чтоб не забыть! — вспоминает Вениамин. — Резник реб Довид и Эсфирь, мастерица лапши, передают вам сердечный привет от лица молодежи Гадяча.

— А в реке еще купаются? Вода теплая?

— Купаются, конечно, купаются…

Вечером все пятеро собираются в комнате Рахили Фейгиной. Мало кто сравнится с нею в искусстве красиво накрыть на стол. На этот раз стоят на скатерти яства старой Песи, и домашний дух Гадяча витает в комнате на Дубининской, улице. Есть и вино на столе — тоже из родного местечка.

Приятный вечер. Кроме хозяйки и ее дочери, все тут студенты. Да-да, Фирочка поступила-таки во Второй медицинский институт. Так что теперь она не зеленая выпускница средней школы, а замужняя женщина, студентка, изучающая медицину. А Соломон продолжает оставаться ее тенью и пленником. Они живут в Филипповском переулке, где молодым выделена отдельная комнатка. Мало это полуподвальное помещение, но зато много умещается в нем молодости и любви, а значит, и счастья.

Соломон встает и произносит короткую речь в честь двух стариков, которые остались в Садовом переулке. Несколько теплых слов о морщинистых материнских руках, о родном местечке. Все пятеро пьют за это, даже Тамара делает маленький глоточек. Она выглядит уставшей от дороги и новых впечатлений; глаза девочки слипаются. Рахиль вытаскивает раскладушку, чтобы уложить дочь. На лице ее играет улыбка, поблескивает белизна зубов, от свежих простыней пахнет малиной и чистотой.

Быстро проходит время — близится полночь. Фирочка и Соломон уходят — высокие, красивые, окрыленные счастьем. Вениамин ненадолго задерживается — посмотреть на девочку, погруженную в глубокий сон. Рахиль сидит у стола, тихо в комнате.

— Ты должен идти, Вениамин. Уже поздно.