Когда погаснет лампада

Зал быстро наполняется. На трибуну поднимается директор Серафим Иванович Карпенко и произносит речь о бутылках. В отличие от Иванчука, он не пользуется популярностью среди учеников. Ему лет сорок пять, лицо гладкое, прямой и острый нос, узкий лоб с коротким щетинистым чубчиком, узкие губы и тяжелый, упрямо выдающийся вперед подбородок. Голос у Карпенко скрипучий, а глаза серые, в тон пиджаку. Зато фигура у директора не совсем обычная: очень широкие плечи и непропорционально тоненькие ноги в дополнение к малому росту. На первый взгляд Карпенко кажется горбуном, хотя держится прямо и нет на его спине никакого горба.

Итак, речь о бутылках. Получен приказ мобилизовать школьников на сбор бутылок в городских домах. Вражеские танки ползут по нашей земле. Солдаты Красной армии своими телами преграждают им дорогу в глубь страны. Для этого необходимы бутылки и горючее.

Затем учеников делят на пары, и каждой паре поручают обойти дома в определенном районе города.

— Пойдем вместе? — предлагает Тамаре Ким.

Он тоже здесь, потому что остался в Гадяче. Но Ким уже восьмиклассник, и Тамаре неловко принять его предложение. Лучше уж она пойдет с Аней. И чего он к ней так привязался, этот Ким Вортман? Шел бы с кем-нибудь из своих одноклассников…

Но в том-то и дело, что Ким не знает пока никого в своем новом классе. Ведь до этого он учился только в харьковской школе.

Подросток умоляюще смотрит на Тамару своими выпуклыми темными глазами, и девочка соглашается, сама не зная почему. Им поручен район Садового переулка. Тамара точно знает, что на чердаке и в подвале дома Фейгиных есть немало пустых бутылок, оставшихся с того времени, как дедушка занимался частным виноделием. В это тревожное время дед, конечно же, будет рад отдать бутылки на благо противотанковой обороны.

Первое сентября. Солнце еще заливает сады и огороды, но в их зелени уже видна желтизна увядания. По шоссе один за другим ползут тяжелые автомобили, груженные фуражом. За рулем — солдаты. Движение поездов прекращено, и корма вывозятся из города грузовиками. Многие магазины закрыты. Из столовой гостиницы доносится запах тушеного мяса. На углу улицы репродуктор, из него слышен голос диктора: «Сообщение Совинформбюро!» Безрадостны эти сообщения.

Хаима-Якова нет дома, и Тамара обращается с просьбой к бабушке. Та без лишних слов отпирает подвал и показывает детям на бутылки. Дверь помещения распахнута настежь, но в углах темно. Школьники начинают складывать свою добычу. На Тамарином лице смутная улыбка, зубы поблескивают в подвальном полумраке. Вдруг Ким берет ее за руку, и девочка чувствует его робкое пожатие. Горло подростка перехвачено волнением, лишь глаза говорят то, чего не может вымолвить язык.

— Ким, что ты делаешь?! — возмущенно восклицает Тамара. — Наглец ты этакий!

Она вырывает руку из его ладони и густо краснеет. Нет, надо было идти с Аней!

На полу перед дверью растет пыльная стеклянная груда. В подвале стоит многолетний запах картошки и соленых огурцов. До конца дней своих запомнит Ким Вортман этот запах и прохладу этого подвала.

Два дня подряд школьники были заняты сбором бутылок. А в среду третьего сентября, в одиннадцать утра Гадяч впервые узнал, что такое бомбежка. На улицах взвыла сирена, и в небе появились два самолета. Сначала они раздраженно жужжали над городом, а затем послышался усиливающийся свист и за ним гром взрыва. Вторая бомба упала через минуту, прямиком на рынок. В Гадяче не было никаких промышленных объектов, если не считать нескольких кустарных заводиков, наподобие плодово-ягодного кооператива, где работал Хаим-Яков Фейгин. Поэтому внимание немецкого летчика привлекла полная людей рыночная площадь.

Тамара в это время находилась в школе. Занятия так и не начались: ученики разделились на пятерки и занимались мытьем собранных бутылок. Кто-то таскал воду из близлежащей колонки, остальные споласкивали бутылки и выставляли их на просушку. Ким, вооружившись коромыслом и ведрами, обеспечивал свою бригаду водой. Время от времени слышался веселый крик: «Ким, воды!» — и парень, притворно вздыхая, брал пустые ведра и отправлялся к колонке.

По сигналу сирены дети попрыгали в земляные укрытия, заблаговременно вырытые во дворе школы. Оттуда, из ям, смотрели они в голубое небо и на самолеты, окрасившие его в цвет дыма и пепла.

Первая бомба предназначалась мосту через Псёл и оттого разорвалась в некотором отдалении. Но взрыв на расположенной рядом рыночной площади оглушил детей, и близкая взрывная волна, ударив по ушам, ошарашила их своей неожиданной и страшной силой.