— Да, они сделали это. — Он смотрел в огонь невидящими глазами, его голос упал до шепота, будто он думал вслух или тяжело переживал то, что произносит. — Они забрали ее и сломали мою лодку. А я медленно умираю здесь, потому что мою жизнь они тоже отняли. Если бы я имел, я отдал бы им миллион фунтов — лишь бы они вернули мою Мэри. Она на пять лет старше меня.
Он больше не защищался.
— Чем же вы здесь живете?
— Каждые две недели они привозят мне консервы. Немного. И еще сгущенное молоко. Чай у меня есть, и еще я ловлю мелкую рыбешку с берега. — Он опять уставился в огонь, сдвинув брови; он как-будто вдруг начал понимать, что я принес какие-то перемены в его жизнь. — Кто вы, сэр? Кто вы? Вы не один из них. И вы не полицейский, я нагляделся на них. Нет, вы совсем не такой…— Теперь в нем появились признаки жизни, жизнь возникла в его лице, в глазах. Он смотрел на меня целую минуту, и мне стало неловко под взглядом его выцветших глаз. И тут он сказал: — Я знаю, кто вы. Я знаю, кем вы должны быть. Вы человек правительства. Вы агент службы безопасности.
— Браво, старикан, я готов снять перед тобой шляпу. — Я стоял перед ним, затянутый в скафандр по самые уши, с ног до головы засекреченный, а он видел меня насквозь. А еще болтают о непроницаемых лицах стражей безопасности! Я припомнил, что бы ему сказал на моем месте дядюшка Артур: автоматическое лишение должности и тюремное заключение, если старик выболтает хоть слово. Но у Дональда Мак-Ичерна не было никакой работы, чтобы лишиться ее, а после жизни на Эйлен-Оран даже тюрьма строгого режима покажется отелем — из тех, что в путеводителях отмечены, как отели высшего класса; так что я в первый раз в жизни честно сказал:
— Я агент службы безопасности, мистер Мак-Ичерн. И я намерен вернуть вам вашу жену.
Он медленно покачал головой, затем сказал:
— Вы, должно быть, очень смелый человек, мистер Калверт, но вы не представляете, с какими ужасными людьми вам придется иметь дело.
— Если я когда-нибудь получу медаль, мистер Мак-Ичерн, то лишь в том случае, если меня с кем-нибудь спутают. Что же до остального, я очень даже хорошо представляю, против кого выступаю. Попробуйте поверить мне, мистер Мак-Ичерн. Этого будет достаточно. Вы ведь были на войне.
— Вы и это знаете? Вам сказали?
Я покачал головой:
— Никто мне не говорил. Это и так видно
— Благодарю вас, сэр. — Его спина вдруг стала очень прямой. — Я был солдатом двадцать два года. Я был сержантом 51-й горной дивизии.
— Вы были сержантом 51-й горной дивизии, повторил я. — Многие и не только шотландцы, мистер Мак-Ичерн, считают, что это в высшей степени героическое подразделение.
— Дональд Мак-Ичерн не станет с вами спорить, сэр. — В первый раз тень улыбки тронула его глаза. — Да, мы не бегали от опасности, не теряли надежды, не сдавались. — Он неожиданно вскочил на ноги. — Боже мой, о чем я говорю? Я иду с вами, мистер Калверт!
Я коснулся его плеча рукой:
— Спасибо вам, мистер Мак-Ичерн. Но не нужно. Вы уже достаточно сделали. Ваши дни борьбы уже миновали. Оставьте это нам.
Он молча посмотрел на меня, потом кивнул. Снова только намек на улыбку.
— Да, может, вы и правы… Я всегда хотел повстречать на жизненном пути человека вроде вас. И встретил. — Он устало опустился в кресло. Я двинулся к двери.
— Доброй ночи, мистер Мак-Ичерн. Она скоро будет свободна.
— Она скоро будет свободна, — повторил он. Он посмотрел на меня, глаза его увлажнились, а когда он заговорил, в голосе его слышалась та же робкая надежда, что была неписана на лице: — Вы знаете, я верю, что она вернется.
— Она вернется. Я приведу ее сюда сам, и это будет лучшее из всего, что я до сих пор делал. В пятницу утром, мистер Мак-Ичерн.
— В пятницу утром? Так скоро? Так скоро? — Он смотрел куда-то в бесконечность, в точку, удаленную на миллиард световых лет; казалось, он и не подозревал, что я стою в дверях. Он восторженно улыбался, его старые глаза горели. — Я не усну всю ночь, мистер Калверт. И следующую ночь тоже.
— Вы выспитесь в пятницу, — пообещал я. Но он уже не видел меня, по его серым небритым щекам бежали слезы. Я закрыл дверь и оставил его наедине со своими мечтами.
Глава восьмая. ЧЕТВЕРГ, 2.00. — 4.30.