Когда пробьет восемь склянок (пер.Исхаков В.Э. редакция 2024 г.)

— О господи! — я приоткрыл один глаз. — Который час?

— Ровно полдень. Вам нельзя больше спать, Калверт.

— Полдень?! Я просил разбудить меня в пять вечера. Да знаете вы…

— Идите сюда. — Он отошел к окну, я медленно опустил ноги с кровати и последовал за ним. Хатчиисон кивнул в сторону окна: — Что вы думаете об этом?

Я уставился в серый непроницаемый мир за окном.

— Что я там должен увидеть, кроме чертова тумана?

— Туман.

— Вижу, — сказал я с идиотским выражением. — Это туман.

— Я слушал новости для тех, кто в море, в два часа ночи. Они обещали, что туман на рассвете рассеется. Однако чертов туман и не думает рассеиваться.

Зато рассеялся туман в моих сонных мозгах. Они потопили "Нантсвилл" в ночь с понедельника на вторник, однако у них не было возможности начать работу ни в ту ночь, ни в следующую: ветер был достаточно свежий в бухте Торбея, и один бог знает, что вытворял шторм вблизи Бель-нан-Уам. Однако они могли начать работы прошедшей ночью, и они начали работы этой ночью, потому что водолазного бота не было в эллинге Даб-Сгейра. Бронированная камера на "Нантсвилле" старого образца, как утверждают владельцы судна,  и ее можно вскрыть автогеном за пару часов. За прошлую ночь, работая втроем без перерыва, они могли поднять на поверхность довольно много золота — но черт побери меня совсем, если они могли поднять все. Все восемнадцать тонн. Я занимался подъемом затонувших кораблей до того, как меня нанял дядюшка Артур, так что я представляю, сколько там работы. Им нужна была еще одна ночь, чтобы закончить. Они должны были дожидаться захода солнца, чтобы их никто не мог увидеть. Но с таким же успехом они могли работать и в такой туман, как сейчас. Это куда лучше, чем дожидаться ночи.

— Дайте знать дядюшке Артуру. Скажите, что мы выходим. На "Файркресте".

— Он тоже захочет пойти.

— Ему придется остаться. Он знает, черт побери, что должен остаться. Скажите ему: Бель-нан-Уам.

— Разве не Даб-Сгейр?

— Вы же знаете, что до полуночи нам там делать нечего.

— Я и забыл, — медленно проговорил Хатчинсон. — Ведь верно. Мы не можем появиться там до полуночи.

Бель-нан-Уам не заботился об упрочении своей жуткой репутации. В это время, во второй половине дня, вода тут была неподвижна, и только легкая зыбь набегала с юго-запада. Мы перевели дизель на подводный выхлоп, и даже в рулевой рубке почти не слышен был мерный рокот нашего двигателя. Даже если открыть дверь рубки, звук не становился намного слышнее. Но мы держала дверь рубки открытой не для того чтобы прислушиваться к собственному двигателю.

Тим Хатчинсон внимательно следил за показаниями глубиномера:

— Так, глубина двадцать пять метров. Вы уверены, Калверт, что нам нужно идти вдоль этого выступа?

— Уверен. Нам нужна именно эта глубина. На отметке 12 здесь прекрасное ровное дно, но двенадцати метров мало, чтобы скрыть надстройки и мачты сухогруза. От 12 до 25 идет резкий спуск. А после 25 обрыв, и там уже везде шестьдесят пять метров. Чтобы работать на такой глубине нужно специальное оборудование.

— Уж больно узкий этот выступ, — проворчал он. — Меньше двухсот метров. Надо ухитриться точно уложить корабль на дно и не промазать…

Хатчинсон перевел ручку газа на нейтраль и вышел на палубу. Мы дрейфовали сквозь опаловую гущу тумана. Тихое урчание дизеля только подчеркивало мертвую тишину вокруг. Хатчинсон вернулся в рубку.

— Боюсь, что вы правы. Я слышу звук мотора.

Я прислушался — и вскоре различил отчетливый звук работающего компрессора.

— Чего же вы боитесь?

— Сами знаете — чего. — Он чуть двинул вперед рукоять газа и повернул штурвал на четверть оборота. Мы медленно двинулись по дуге в сторону больших глубин. — Вы хотите спуститься туда.

— Вы думаете, я рехнулся? Думаете, я ХОЧУ лезть туда? Меньше всего я хотел бы туда спускаться, черт побери, — и вы прекрасно знаете, черт вас возьми, что я должен это сделать! Иначе они закончат все здесь, загрузят остальное награбленное в Дабх-Сгейре и свалят к чертовой матери еще до полуночи, оставив нас с носом.

— Половину, Калверт. Возьмите половину нашего вознаграждения, бога ради, мы ведь ни черта не делаем.

— Можете поставить мне пинту пива в отеле "Колумбия". Ваше дело держать это корыто там, где нужно. Мне вовсе не улыбается до конца моих дней болтаться в Атлантике, когда я вернусь с "Нантсвилла".

Он посмотрел на меня так, словно хотел сказать: "если" вернешься, а не "когда". Но вместо этого сказал:

— До них примерно двести метров. Около того. Трудно определить в тумане. Бросайте якорь.

Я бросил якорь. Не наш, обычный, на цепи, а небольшой, на канате длиной семьдесят метров. Потом вернулся в рулевую рубку и надел акваланг.

— Не забудьте, — сказал Хатчинсон, — когда подниметесь на поверхность, просто дрейфуйте по течению, и оно само принесет вас сюда. Я оставлю дизель работать на малых оборотах, и вы услышите подводный выхлоп за двадцать метров. Надеюсь, этот чертов туман не рассеется. Иначе вам придется плыть до Даб-Сгейра.

— Это было бы прелестно. А что будете делать вы, если туман рассеется?

— Как что? Обрублю канат и дам деру.

— А если они погонятся за вами?