Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы

— А из твоего, думаешь, не пахнет?

Тарон никак не могла отплеваться.

— Взрослые все-таки вруны и обманщики, — заявил я, разочаровавшись в поцелуе.

— Правда? — ехидно спросила Тарон.

— И затеи у них грязные. А еще детей грязнулями обзывают… На, ешь смородину!

Я пригнул ветку к земле, начал обирать ягоду и бросать ее в подставленный подол Тарон. Когда больше класть стало некуда, Тарон важно приказала:

— Достаточно. Теперь будем есть.

Положила первую ягоду в рот и сказала:

— Ну ешь.

Я с той поры ел много ягод, сочных и сладких, касавшихся губ нежно, как розовые лепестки, ел ягоды, утопающие в сливках, сервированные на тонком фарфоре, — ягоды светились, как рубины, но и по сей день я храню вкус и сладость той лесной смородины.

После драки Бахадур Али-хан и мой отец перестали здороваться и разговаривать. Через неделю в школе устроили вечер, на котором вручали премии лучшим ученикам, но отец на вечер не пошел. Раньше он бывал на вечерах и брал меня с собой.

Они всегда проходили очень торжественно. Во дворе натягивали оранжевый тент, развешивали разноцветные флажки. Полицейские и солдаты выстраивались по обеим сторонам улицы, а с приближением кортежа раджи начинал громко играть оркестр, солдаты становились навытяжку и отдавали честь начищенной, сверкающей коляске раджи. Коляска была очень красивая. Но еще красивее был кучер. Особенно одежда! Набекрень надетый раджпутский тюрбан, сверкающий кафтан, отделанный серебром, хлыст в руках. Когда он появлялся, сидя на самом высоком сиденье коляски над четверкой гнедых коней, казалось, что он гораздо важней раджи.

Раджу торжественно встречали во дворе, и первый ученик пятого класса нараспев читал стихи в его честь. В этих стихах обязательно прославлялись сам раджа и семь поколений его предков. По обычаю, раджа давал двадцать пять рупий в награду ученику, прочитавшему стихи. После стихов директор школы прочитывал свой отчет, через слово благодаря раджу за его милости. В начале и в конце отчета директор возносил молитву о счастье и благоденствии правящей фамилии, просил бога способствовать успеху раджи в глазах английского правительства, дать ему право на салют из двадцати трех орудий, а также всяческое процветание. Затем раджа оглашал послание благоволения, выписанное золотыми буквами на бумаге, сбрызнутой шафраном. Голос у раджи был тонкий и писклявый, и, слушая его, все время хотелось смеяться. Но школьники подавляли смех и слушали, смиренно опустив головы. Когда кончалось чтение, раджа собственноручно вручал награды. Порядок их вручения был такой: старший учитель читал одно за другим имена мальчиков по своему списку; услышав свое имя, мальчик выходил к большому столу, директор брал со стола награду, передавал ее радже, мальчик принимал награду и бормотал:

— Джаядева^[12].

Он прижимал награду к груди и, счастливый, возвращался туда, где сидел его класс.

После раздачи наград опять играл оркестр — провожали раджу. Раджа усаживался в свою коляску и торжественно отбывал. После его отъезда школьникам раздавали сладости. К этому времени во двор прибегали даже те дети, которые не учились в школе, и плотным кольцом окружали тент, и им тоже перепадало сладкое. Ребята обрывали разноцветные флажки и в несколько минут превращали празднично убранный двор в подобие поля битвы. Для нас, мальчишек, это была самая веселая минута церемонии. Мы ждали ее целый год.

И вдруг в этом году отец решил не ходить на вечер. Значит, и мне туда не попасть… Я долго капризничал, ныл, плакал, катался по земле, отказывался мыться — все впустую. А когда я совсем развоевался, мама увела меня в спальню, привязала к ножке кровати и сказала, что я могу плакать сколько мне влезет. Я действительно наплакался до изнеможения и заснул прямо на полу рядом с кроватью. Маме стало меня жалко — она тихонько отвязала веревки, взяла меня на руки и с поцелуями перенесла на свою кровать, где я заснул сладким сном, который всегда приходит после слез.

Отец ни на что не жаловался радже, но поползли слухи, будто радже стали известны некие подстрекательские разговоры, поэтому раджа назначил охоту в большом лесу Шекхудакки сразу после церемонии вручения наград.

Лес начинался с западного берега реки Ангры и простирался до Датарских гор. Никто, кроме раджи, не имел права охотиться в этом лесу, никто не имел права рубить в нем деревья. Поэтому там было полно всякой живности. Гепарды, пантеры, медведи, кабаны и олени водились там в изобилии и даже порой выходили из лесу на крестьянские поля, вытаптывая урожай, унося скот. Но поскольку лес был охотничьим угодьем раджи, жаловаться не имело смысла. На восточном берегу реки располагалась мельница, которая принадлежала Бахадуру Алихану, — единственная на всю округу и поэтому работавшая безостановочно. Зерно привозили обычно женщины: они ставили мешки из козьих шкур на головы и несли их на мельницу. Мельнику платили либо зерном, либо мукой — как договорятся.