Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы

Лицо его светилось надеждой.

Гирдхари Лал удивленно смотрит на отца. Мама низко склонилась над рукоделием, погрузившись в работу.

— Что это у вас в руках? — спрашивает ее Гирдхари Лал.

Мама поднимается, показывает отцу мотки шерсти и говорит:

— Я думаю довязать свитер, который начала Шано.

Отец не спеша берет в руки незаконченный свитер.

— Да, — говорит он. — Пришло время его довязать.

В голосе отца нет печали — словно он вспоминает о прекрасном.

Бхаду никогда не любили в кругах низшего чиновничества. В платежной ведомости он именовался Бахадур Али-ханом, но все звали его просто Бхаду, потому что еще вчера он набивал трубки для видных людей округи. Бродил почти голым, кормился то в одном доме, то в другом и ночевал то у одних, то у других соседей. Но Бхаду был грамотным, поэтому мой отец договорился с раджей и тот издал указ, согласно которому Бхаду должен был ехать в Лахор и сдавать экзамены на диплом учителя. Когда он вернулся, раджа в минуту помрачения ума и вопреки советам своих чиновников-индусов назначил Бхаду директором начальной школы. Вчерашний Бхаду превратился в Бахадура Али-хана и приготовился к стычке с низшими чиновниками, потому что он не только привез из Лахора диплом, но набрался еще идей Мусульманской Лиги^[10]. Мусульманская Лига вызывала раздражение у многих, включая и моего отца, который уже раскаивался, что рекомендовал Бхаду радже.

Но дело было сделано — теперь Бхаду был директором начальной школы и первым мусульманином нашей округи, получившим диплом в Лахоре. Вернувшись, он женился на Гульнар — дочери покойного чаудхри Дина Мухаммада. Гульнар была вдовой. Она славилась на всю округу своей красотой и изяществом. После чаудхри не оставалось наследников мужского пола, и, умирая, он завещал все свое имущество — землю, сад, два участка для застройки и мельницу — двум дочерям. Младшей сестре Гульнар, Лейле, исполнилось шестнадцать лет, и уж начинали поговаривать и о ее красоте. Многие сватались к Гульнар, но Гульнар отдала предпочтение двадцатидвухлетнему Бхаду и через два года сама предложила ему жениться и на младшей сестре — Лейле. И вот, вчерашний сирота, Бхаду нынче стал Бахадуром Али-ханом, директором начальной школы и нераздельным владыкой двух юных и прелестных жен. Он стал землевладельцем, домовладельцем и уважаемым человеком в округе. Разве всего этого было недостаточно, чтобы вызывать зависть у мелких чиновников?

Все было бы ничего, если б дело ограничивалось мелкими чиновниками, но своевольный Бхаду настолько разошелся, что начал задирать и отца.

Началось все с мамы, которая завела разговор о том, что ребенок уже большой и пора бы отдать его в школу. Отец послал за Бахадуром и попросил, чтобы тот зашел к нам после уроков. Я проревел весь день — мне совсем не хотелось идти в школу, я хотел бы и дальше играть в саду, лазить по деревьям, купаться в речке и разорять птичьи гнезда. Школа казалась мне тюрьмой, а кому хочется в тюрьму! Но когда отец по маминому настоянию пригласил Бахадура к нам, я тоже вышел на веранду, чтоб посмотреть, какой он. До этого я видел его только издали, и он мне совсем не понравился. У него было широкое скуластое лицо с запавшим ртом и надменно торчащим подбородком, огромные руки и ноги, густо поросшие черными волосами. К тому же у него была странная манера ходить, вздернув одно плечо, и подозрительно посматривать на собеседника.

Он и сейчас вошел с настороженным видом. Отец встал ему навстречу, пожал руку, усадил в кресло. Я стоял, прислонившись к ручке кресла, в которое сел отец.

— Это директор твоей будущей школы, сынок, — сказал отец. — Поздоровайся.

Вместо приветствия я почему-то улыбнулся какой-то бессмысленной улыбкой и искоса посмотрел на директора.

— Ну!

Меня пот прошиб, и я еще плотнее ухватился за ручку отцовского кресла, будто она была моей последней надеждой на спасение. Отец нахмурился и повторил:

— Ну поздоровайся же!

Я торопливо приложил руку ко лбу, поклонился и выбежал вон. Прибежав к маме, я расплакался.

— Не пойду в школу! — рыдал я. — Не хочу в школу! Ни за что не буду учиться у черного учителя!

Мама успокаивала и утешала меня, а я все плакал, размазывая грязными руками горячие слезы. Мама приказала подать чай на веранду, откуда доносились громкие голоса. Оставив свои дела, мама подошла послушать у полуприкрытой двери. Я встал рядом с ней. Говорил отец.

— Я знаю, знаю все это… Ты завышаешь отметки мальчикам из мусульманских семей и всеми силами выдвигаешь их, чтоб они потом могли рассчитывать на работу в государственных учреждениях.

— Неправда. Мусульманские дети больше работают, поэтому лучше сдают экзамены.

— Почему же раньше этого не было? — спрашивал отец.

— Где их вообще раньше учили? Школа была полна индусских детей. Прежний директор был ортодоксальным индусом и намеренно не принимал в школу мусульман.

— Неверно. Все эти идеи Мусульманской Лиги, которые ты вывез из Лахора, не дают тебе ясно мыслить.